Про госпиталь
У меня пародонтоз. И кровь течет, и зубы шатаются. Положили меня в госпиталь, и при этом профессор, Черныш Владимир Федорович, с начальством договорился, что это будет отдельная палата, потому что я - писатель, "маринист", и вообще, в его понимании, чудо, а не человек.
Сам Владимир Федорович виртуоз, а кафедра челюстно-лицевой хирургии, сокращенно ЧЛХ, - это то место, где могут сделать тебе новую физиономию и глаза переставить на подбородок.
Я это видел. Глаза на подбородке. Паренька звали Славик. Ему осколок на излете все лицо развалил - глаза провалились в рот - и вот здесь ему все по кусочкам собирали.
Я должен был с утра лечь, но в поликлинике, куда я поехал за номерком на покладку, спросили: "Где ваша страховка?" - "А разве нужна страховка?" - "А как же!" - и отправили меня за ней.
Я туда-сюда ездил часа три и лег только в 16.30.
Положили меня не в отдельную палату, как обещано, а в пятнадцатую - на семь коек. Там лежат безродные пенсионеры и "вооруженные силы" - солдаты по первому году.
"Как дела?" - спросил я. "Из окна дует", - "А кормят как?" - "Чмово".
"То есть, плохо?" (я считал, что кормят здесь неплохо - котлеты дают) - "Чмово - каша чмовая, суп - чмовый".
"А котлеты?" - "То же чмовые".
Солдатикам лет по восемнадцать. У них "дух" - это совсем молодой, "слон" - пол года отслужил, "дед" - один год, "дембель" - полтора года.
"А этого завтра бить будут" - показывают на высокого парня. Он - "слон", а бить его будут "деды".
"За что?" - "Завтра в часть. Командир говорит: хватит прохлаждаться". Он прикомандирован к госпиталю. Месяц убирает койки, кровати, таскает больных, помогает при операциях, что-то вносит-выносит. Здесь для него рай. Вот за это и будут бить. "Мы тут на службе гнили, а ты там прохлаждался". Изобьют, а потом попросят:
"Расскажи, как там".
"Там" - это в госпитале. Он будет им рассказывать о том, как он здесь месяц жил. Привирая, конечно, в пользу рая.
Пенсионер у стены возмущается дедовщиной в армии: "В наши времена так не было. Командиры воруют. Командиры продают солдат в заложники. Когда это было?".
Вечером по "скорой" начали привозить искалеченный народ.
Утром меня, как писателя и чудо-человека, переселяли в отдельную палату.
Я попросил солдатика помочь мне койки перенести, потому что там было голое помещение и надо было поставить три койки, а ждать пока это сестра сделает - полдня пройдет.
Потом я спросил его: "Тебя как зовут?" - "Гена" - "Вот что, Гена, вот тебе сто рублей, сходи в магазин (это на территории), купи колбасы и чего-нибудь вкусненького для парней из палаты".
Он ушел. Через десять минут стук в дверь, вваливается с колбасой: "А это вам" - "Да не надо мне колбасу, ребят угости" - "Ну, хоть, мороженное возьмите, вкусное".
Ели поладили. Никак не мог поверить, что я не ем мороженное.
Действительно, вкусное, же.
23 октября 2001 г.
Сам Владимир Федорович виртуоз, а кафедра челюстно-лицевой хирургии, сокращенно ЧЛХ, - это то место, где могут сделать тебе новую физиономию и глаза переставить на подбородок.
Я это видел. Глаза на подбородке. Паренька звали Славик. Ему осколок на излете все лицо развалил - глаза провалились в рот - и вот здесь ему все по кусочкам собирали.
Я должен был с утра лечь, но в поликлинике, куда я поехал за номерком на покладку, спросили: "Где ваша страховка?" - "А разве нужна страховка?" - "А как же!" - и отправили меня за ней.
Я туда-сюда ездил часа три и лег только в 16.30.
Положили меня не в отдельную палату, как обещано, а в пятнадцатую - на семь коек. Там лежат безродные пенсионеры и "вооруженные силы" - солдаты по первому году.
"Как дела?" - спросил я. "Из окна дует", - "А кормят как?" - "Чмово".
"То есть, плохо?" (я считал, что кормят здесь неплохо - котлеты дают) - "Чмово - каша чмовая, суп - чмовый".
"А котлеты?" - "То же чмовые".
Солдатикам лет по восемнадцать. У них "дух" - это совсем молодой, "слон" - пол года отслужил, "дед" - один год, "дембель" - полтора года.
"А этого завтра бить будут" - показывают на высокого парня. Он - "слон", а бить его будут "деды".
"За что?" - "Завтра в часть. Командир говорит: хватит прохлаждаться". Он прикомандирован к госпиталю. Месяц убирает койки, кровати, таскает больных, помогает при операциях, что-то вносит-выносит. Здесь для него рай. Вот за это и будут бить. "Мы тут на службе гнили, а ты там прохлаждался". Изобьют, а потом попросят:
"Расскажи, как там".
"Там" - это в госпитале. Он будет им рассказывать о том, как он здесь месяц жил. Привирая, конечно, в пользу рая.
Пенсионер у стены возмущается дедовщиной в армии: "В наши времена так не было. Командиры воруют. Командиры продают солдат в заложники. Когда это было?".
Вечером по "скорой" начали привозить искалеченный народ.
Утром меня, как писателя и чудо-человека, переселяли в отдельную палату.
Я попросил солдатика помочь мне койки перенести, потому что там было голое помещение и надо было поставить три койки, а ждать пока это сестра сделает - полдня пройдет.
Потом я спросил его: "Тебя как зовут?" - "Гена" - "Вот что, Гена, вот тебе сто рублей, сходи в магазин (это на территории), купи колбасы и чего-нибудь вкусненького для парней из палаты".
Он ушел. Через десять минут стук в дверь, вваливается с колбасой: "А это вам" - "Да не надо мне колбасу, ребят угости" - "Ну, хоть, мороженное возьмите, вкусное".
Ели поладили. Никак не мог поверить, что я не ем мороженное.
Действительно, вкусное, же.
23 октября 2001 г.
(С) А.М.Покровский, 2001