Их готовили для железа,
Приучали постепенно,
И они привыкли, вросли,
Оно вошло в их существо,
В плоть, между жилами,
Это видно было по походке,
И по разговорам, и потом
Они ругали его на чем свет стоит,
Так ругают соседей
Или дожди,
Они готовы были бежать с него куда угодно,
И там уже предполагалось
Жить, жить...
Но скоро оказалось, что без него они не умеют,
Когда железо сгнило, они умерли.
Все.
Владимир Семенович через стенку почил в бозе,
Не выдержал, что его уволили в запас,
Пил,
Потом язва на десне превратилась в рак,
Перед смертью он сказал:
-Нужно починить часы...

У нас матрос-первогодок рассказывал,
Что у него тетя, родная -- герцогиня и живет в Бельгии,
Его взяли в КГБ,
Там он сказал, что никого у него нет, что он просто хотел возвеличиться
И чтоб его уважали.
Шизофреники сразу выявляются.
Два дня не прошло, как привезли молодняк из учебки,
Они, как только лодку увидели,
Так и готово - один есть --
Вскочил на подоконники, говорит: LЧто ж я маме скажу?¦ -
И вниз сиганул,
И схватить не успели.
На подъеме флага выстроились,
Тишина,
Слышно только, как дождинки капают,
Глупые,
Вокруг все серое до невозможности,
И тут верхний вахтенный говорит:
LПорешить бы вас всех.¦
А у него в рожке тридцать пуль,
Еле успели автомат вырвать,
Положил бы две шеренги,
Плотно стояли.
Утопленника выловили
Говорят он в ледяную воду сам прыгнул.
Механик быстро-быстро
Делал ему
Искусственное дыхание,
Часто-часто
Дышал рот в рот,
Взмок весь,
Потом веки ему оттянул
И говорит: "Готов!"
Лейтенант на крейсере рапорт
Подал:
"Прошу списать меня на берег.
Укачиваюсь."
Ему рассмеялись в лицо,
А он пошел и повесился.
Мы Ленина любили,
В начальных классах.
Один только Пашка,
Все понимал правильно,
Потому что с малых лет был оторва и философ,
Он в ленинском уголке
Стучал пальцем по картонному мавзолею
И шептал:
"Уль-я-ны-ч, вылезай!"
У медика ребенок
Умер,
Замерз в колыбели,
Холодно было,
Мама не уследила.
Он покончил с собой,
В Мурманске, на чердаке,
Написал только: "Лена..."
И дальше неразборчиво...
Саня Литвинов отжимался от пола двести раз
Но на флоте он совершенно поехал
И с лодок его списали,
Потому что начал пить.
Он мне все время говорил:
"Меня никто не любит.
Они меня преследуют, следят" -- и голос у него срывался,
А я не знал что ему ответить,
Как утешить, защитить.
Ему диагноз поставили: "шизофрения, мания преследования",
Он был, как испуганный ребенок,
Все спрятаться хотел.
Его уволили в запас.
Он уехал к себе и вроде зажил хорошо,
А потом его жена позвонила и сказала:
"Сашу убили..."
А когда Серегу под винты затянуло,
Саня хотел за ним в воду прыгать,
Его оттащили, навалились и держали,
Потому что он вырывался и орал:
"Суки! Он же еще живой!"
Валю-турбиниста ранило,
Клапан вырвало и его только чуть-чуть задело,
По животу
И как шов разошелся - кишки вывалились на пол
А он в шоке сидит и назад их заталкивает,
А они не лезут.
Ну и сны мне снились
На подводной лодке!
Цветные.
И действующие лица те же, что и в отсеках,
И такие натуральные сны, что проснешься,
И не знаешь -- было все это
Или не было,
И спросить не у кого
Вернее можно было спросить,
Только стеснялся,
Еще подумают, что спятил,
Смотрю, как-то напарник входит какой-то не такой
"Ты чего?"- "Ничего".
А потом оказалось,
Что и ему снится примерно то же самое:
Всякая чертовщина.
Тогда и договорились:
Рассказывать и расспрашивать, чтоб узнать,
Что было во сне, а что - наяву,
Входишь и говоришь: "Слушай, было такое-то и такое?" -
Если нет - значит сон...
В соседней роте нашли вора.
Он часы украл.
А дело происходило.
На ОС-15.
Ему в трюме сказали:
"Завтра будем тебя судить".
Он ночью за борт выбросился.
А что вы думаете,
Знаете как у нас бьют,
Если у своих воруешь?
Возьмут в круг и - бляхами.
Только свист стоит.
А от вида крови
Все только распаляются.
Я траву люблю
И чтоб она подстрижена была
И чтоб на ней роса
И цветы
Давно я росу на траве не видел
То автономка, то еще чего-нибудь...
Испытывали изолирующий противогаз.
Новенький.
Мы со Степочкиным
Целый час
В нем песок перебрасывали.
И горячим кислородом
Дышали.
Градусов пятьдесят.
Я потом десять лет
Отхаркивался.
Если корабль стоит на ремонте,
На нем собирают всякую шваль.
Молодому лейтенанту
Годки темную в кубрике устроили
Он их по подъему поднял.
Вот его и побили.
За ногу на трапе схватили,
Он и упал.
На другой день я к ним спустился.
Железный прут в газету закатал.
Первого же, кто бросился,
По морде...
В общем,
Встали,
Как миленькие...
"Сколько ты плывешь?"
"Восемь"
"Километров?"
"Часов"
"А бежишь?"
"Двадцать четыре"
"Часа?"
"Ну да"
"Откуда это у тебя?"
"От прошлого"
"Зачем это тебе?"
"Так ..."
Почему-то вспомнил,
Как меня жена встречала
Обняла и мы стояли, стояли
Молча
А потом как зачирикала
Не остановить.
Нужно лечь и сказать себе:
"Не спать, не спать, только расслабиться",
Тогда обязательно уснешь
Крепко
Но, как только зазвонит будильник,
Резко перекатился с боку на бок
И по нему рукой.
А жена говорит: "Ты меня пугаешь".
Утро. Холодрыга. Залив парит.
Вахтенный, балбесина, уснул
И по корпусу в воду сполз,
Как поплавок.
А я дежурным стоял.
Поднялся наверх
Слышу - сопенье.
Зверь что ли - никак не разглядеть.
Потом вижу - плывет, чудище,
К штормтрапу.
В валенках, канадке, тулупе, шапке
И автомат на груди.
Ничего не потерял.
Я ему: "Купаешься что ли?"
А он мне: "Ну-у.."
Авария случилась
С выбросом углекислоты
А при пяти процентах
И дышится чаще,
И в жар бросает,
И я подумал: "Стоп! Только без паники" -
Потом пошел к начальству.
"Что?" - спросило начальство.
"Лучше бы всплыть", - сказал я.
Первокурсниками
мы очень любили своих командиров отделений -
комодов.
Они были с третьего курса
и, казалось, все знали наперед,
всегда такие уверенные в себе,
и во всем.
Это обожание не проходило даже тогда,
когда они нас наказывали.
Я все это вспомнил, почему-то, сейчас,
когда на меня смотрят столько матросских глаз.
В них надежда.
Ее нельзя обмануть.
А мне страшно, потому что
нужно посылать их в огонь,
и самому туда за ними идти...
Эй! Вы!
Не сносить вам головы!
Не сберечь вам тела,
теплого, злого, верткого,
упрямого,
пахнущего задохнувшейся рыбой...
Боль начинается у плеча,
Потом она спускается до локтя,
И вот уже кисть немеет.
Это груз с места сорвало,
и он на мальчишку-вахтенного
поехал,
Его-то я успел оттолкнуть,
А сам вот не увернулся...
Задело...
Согнуться,
выбросить руки, схватиться за поручни,
и послать туловище вверх,
Опять согнуться, выбросить, схватиться, послать,
и еще, и еще раз...
А потом вдруг понимаешь,
что ты давно уже спишь...
Мы соленую воду пили,
Глупость, конечно,
Сделали по два глотка.
- Чего ж вы остановились, товарищ лейтенант!
Допивайте и будите настоящим подводником...

Голоса слышу,
часто.
Шепот, клекот -
не разобрать.
Мы переборку задраили
Как полагается при пожаре.
И они там остались.
Сначала кричали,
А теперь я голоса слышу...