Сергей Степашов о том, как на флоте пишутся рассказы.

Быль

Я сижу в тесной каюте капитана водолазного небольшого судна и пишу рассказ; тему мне дал бывший военный водолаз-глубоководник, офицер.

Итак, это - рассказ.

- Товарищ старший лейтенант! - ко мне в каюту забегает запыхавшийся старшина первой статьи Дураков. Свою фамилию отличник БП и П.П. командир отделения водолазов явно не оправдывает.

- Что такое, - я отрываюсь от журнала БП и смотрю, как тот явно хочет что-то сказать, явно стесняясь. - Ну?

И тут старшина быстро говорит, оглядываясь в приоткрытую дверь.

- Скажите замполиту, чтоб он перед спусками не говорил это… как его.

Дураков опять мнется, переминаясь с ноги на ногу.

- Что "это"? Яснее можешь говорить?

- Так это… Андреевич всегда перед спусками подходит к водолазу и, похлопывая его по плечу, говорит о том, чтобы у тебя всегда там всё хорошо было, сынок, а потом всегда что-то случается, и через раз водолаза поднимали по аварийному…

- И что же ты хочешь? - я улыбнулся, зная эту историю.

- А то, чтобы не подходил и не хлопал…

Дураков мигом исчез, а я призадумался, бросив писать никому не нужный журнал Б.П., где половину - враньё. Ведь действительно перед погружением у водолаза взгляд совсем другой, и думает он как-то по особенному. Он ведь уже там на глубине и проигрывает в голове, что и как надо где-то что-то сделать, а тут это странное пожелание замполита. Одетый водолаз может улыбаться шуткам, может отвечать на вопросы, слушать бубню командира спуска, а здесь, перед погружной беседкой или у кормового трапа, совершенно он другой. Даже раньше, когда он одевает "шерсть" (свитер и рейтузы верблюжьего происхождения), по нескольку раз перезаправляя шубенки на ногах, он другой. Человек уже выпал из нашего мира, он там, где одна ошибка может стоить ему жизни.

Один уважаемый командир любил бегать и подгонять неторопливых водолазов.

- Вы, водомуты! Нормативы одевания лёгкого снаряжения - 5 минут. Тяжелого - 10 минут, глубоководного - 15. Давайте быстрее, а вдруг война!

Этот командир не прижился. Бог ведь всё видит. Не прижился у нас и не прижили нигде. Ему его папа с большими погонами устроил хорошую жизнь где-то на берегу.

По правилам водолазной службы (ПВС) водолаз может отказаться от спуска под воду без объяснения причины. И приказать ему идти под воду не может даже Главком ВМФ, таковы правила.

Слава богу, этот спуск оказался удачным. Мы тогда работали в Ирбенском проливе.

По плану нам предстояли в тех девяностых годах более глубокие погружения, а с замполитом по кличке Рыбий глаз (у него глаза навыкате) я, конечно, пообщался. На корабль мы прибыли служить в одном году и, несмотря на все его взбрыкивания типа "я - полугосударственный человек", вел себя легко. Однако звания, однако возраста, чего нам делить? Я работаю, он погружается в мысли. Он всегда в них погружался. Листки "Молния" и "Боевой листок" украшали его афоризмы. Да, он умел писать, а когда он узнал, что я пишу тоже, он как-то странно начал на меня смотреть. Его ранее честные выпуклые глаза, когда он говорил о том, что скоро будет совсем плохо на флоте (я повторяю это до года), вдруг принимали хитроватый блеск, и он непременно хотел почитать мои записки. Ельцин. Свобода… но что-то мешало. Что? В то время все знали о Саблине и почему-то ничего не боялись, прямо высказывая в любой компании то, что хотел Ельцин.

- Понимаешь, Вася, Вася, Рыбий глаз не пил чистейший водолазный спирт, он пил только пиво.

- Понимаешь, Вася, еб-тудей, ты русский человек? - спросил я опять, наливая ему пиво, себе - слабо разведенный спирт с клюквой.

- Ты понимаешь, Вася?

Вася был украинец и смотрел на меня с тем видом, с которым смотрит кошка на мышку которая начнет говорить, ему явно надо было прочитать мой рассказ. Это было написано на его чистом без усов породистом лице.

- Понимаешь, Вася, славянские народности издревле изобрели надежный способ поймать удачу за хвост, когда человек шёл на какое-то важное дело. Ты думаешь ему желали удачи? И говорили, чтоб у тебя там всё было хорошо? Хер НА НЕ. Перед охотой всегда желали ни пуха ни пера! Перед рыбалкой - ни хвоста ни чешуи! И при этом осчастливленный должен обязательно послать доброхоте к черту. А ты: чтоб у тебя под водой всё было хорошо… Надо достойно выполнить задание партии!

Ты понимаешь, Вася, и видишь ты и всё знаешь, как провожают водолаза на глубоковод, в 120 метров, особо юморные долдонят в шлем водолаза: что передать родителям, когда ты склеишь ласты? Или кому ты хочешь оставить свои новые дорогие часы?

И водолаз их всех посылает, это как на экзаменах в школе. Откуда это, Вася? Это многолетняя пристина, древний ритуал.

Замполит что-то бубнил и оправдывался, что, если он так будет поступать, то его вышибут из политорганов, а больше он, мол, ничего не умеет. И это было враньё!

Рассказ он мой прочитал, выпуклые глаза стали не рыбьими. Он что-то там понял и, уже назвав меня почему-то по отчеству, сказал:

- Странно, странно, совсем странно, здесь что-то есть плохое высказывание, автор явно плохо владеет стилистикой, осталась одна глубина вопроса, - он странно посмотрел на меня. Глубина даже у водолаза не решает всё, чтоб тебе писать, надо еще что-то?

Я налил ему пива. И он стал рассуждать. Ведь он печатался много в газете "На страже заполярья". Дураки эту газету называли гальюнной газетой, я нет. Да и на Балтике он не читался. И всё про любовь к родине я тут: ничего не получается, ты графоман, ты знаешь, как надо писать?

Я подлил ему пива. Сам не пил.

- Писать надо так, чтоб поджилки тряслись, и чтобы ты был участником того дела, как замполит Саблин, который предал…

Я посмотрел на него.

- Почти предал, и повел "Сторожевой", нет, не сдаваться в Швецию, как о том говорили мои коллеги, а в Кронштадт, чтобы дать Р.О.О. Брежневу... это ведь история.

Пиво дало знать. Мы расцеловались. Утро. До года. Мы офицеры али хто?

Хороший был замполит в те девяностые. Он всё понимал. А потом Новый год, где замполит Вася всегда был Дедом Морозом... мне его всегда всегда не хватало, И это был момент истины, когда замполит был самим собой, ему бы в театральное. А, впрочем, хороший мужик. Через полгода он пошел на повышение в штаб, и больше Василия Игнатовича я не называл Васей.

P.S. А его наставления, как пишется рассказ, до сих пор помню:

1) Если вы сумеете приспособить выбранный материал к собственному, жизненному опыту, найти заголовок и быстро начать действие, мимо которого не пройти - то пишите.

2) И, главное, финал. Ведь есть люди, которые читают только послесловие. Если финал им не понравится, бросают читать. И тут вопрос.

А для чего писал Л. Толстой?

Думать или развлекать тех дам с корсетами? А Чехов с его рассказами, а Бунин с его полуэротическим повествованием? А наши моринисты Станюкович, Колбасьев. И далее вплоть до Соболева и Конецкого, где весь мир перевернулся? Сейчас мы читаем книжку "Мертвые души" и недоумеваем, как же так? Куда при гибели "Курска" делись все люди?

2 P.S. Я стою на вахте и читаю стихи из потрепанной книжки Б. Окуджавы, вслух читаю:

"Простите пехоте
Что так неразумна бывает она;
Всегда мы уходим
Когда над землею бушует весна…"

А потом Лунин, стреляющий по "Тирпицу" и Маринеско, чью дочку я лично знаю, она живет в 19 квартале Кронштадта. Я ведь сам живу там… Неужели весна?