Все любят смеяться. Все любят веселых и смешных людей.

Все любят смеяться. Все любят веселых и смешных людей. Как-то мы с моим другом Юркой сидели у него дома и смеялись. Нас смешил Юркин папа. Он изображал толстую даму, которая пришла на пляж позагорать и поплавать. Мы с Юркой умирали со смеху.

Потом я пробовал смешить свою бабушку. Самое простое – это щекотать бабушку. Потом я ей изобразил то, что нам показывал Юркин папа.

Бабушка смеялась, но не очень. Тогда я и понял, что смех – это дело не простое и надо очень постараться, чтоб рассмешить человека.

Однажды в школе учительница вызывала нас к доске, и мы рассказывали разные истории. Я рассказал про своего кота Ваську. Мне казалось, что я никого специально не смешил, но весь класс дружно смеялся.

Тогда я понял, что смех – это должно быть внутри самого рассказчика. Это его доброе отношение к людям, животным и птицам – ко всему, что его окружает.

И если ты хочешь смешить людей, то у тебя ничего не получится, если ты зол, или устал, или ты не любишь никого.

А если ты любишь весь мир – и родных, и друзей, и животных, и деревья, и горы, и долины, и холмы, и леса, и реки, и небо, и море – то у тебя все получится.

И можно говорить о чем угодно, но только с любовью, и это будет весело, радостно.

Смех – это карнавал, это праздник, но этот карнавал и праздник внутри тебя.

Это дар.

И ты этим делишься.

Потому что дар – это то, что тебе дали даром и это то, что твое.

И это можно дарить.

Люди всегда путешествовали. И много, много лет назад, они садились на лодки и отправлялись в дальние страны. Они отправлялись по морю, или уходили по земле с караванами на лошадях, верблюдах, слонах или же шли пешком.

Они хотели дойти до края земли. До самого края Ойкумены, как они тогда называли Землю. Их манило неведомое.

Они открывали другие города и страны, людей и животных. Они пересекали океаны и моря. Они шли через леса, пробирались, продирались сквозь джунгли, поднимались на высокие горы, спускались в ущелья и кратеры потухших вулканов.

Они шли через пустыни, их мучила жажда. Они замерзали в снегах, их заносило снегом, принесенным злой пургой, их терзала колючая вьюга.

Они шли сквозь могучие штормы и вихри, сквозь огнедышащие самумы и смерчи, сквозь пыльные бури. Они поднимались на седые от времени и соленых ветров пирамиды и опускались в мрачные подземелья. Они стояли на вершинах неприступных гор, и спускались вниз по быстрым рекам. Они видели гигантские водопады, когда огромные массы воды низвергаются со стометровой высоты вниз. Они видели великие озера, похожие на моря, и моря, за которыми открывались океаны.

Они огибали неистовую Африку и непримиримый мыс Горн. Они дошли до самой Огненной земли и открыли Америку.

Они добрались до Индии, до Китая и Японии.

Они открыли Австралию и Индонезию. Они попали на Северный полюс и в Гренландию.

Они добрались и до Антарктиды. Они видели айсберги в океане, которые сверкали на солнце. Они встречались со льдами, которые грозили затереть, раздавить их суда.

Они видели плавучие острова, которые они принимали за сушу.

А ночью море загоралось от множества светящихся рачков. Оно переливалось и вспыхивало дивными огнями.

Они попадали в плен к туземцам и выбирались из плена.

Они пили сок кактусов и ели жареную саранчу.

Они возвращались и рассказывали о своих приключениях, и тысячи новых путешественников, после этих рассказов, снова пускались в путь.

Я рано понял, что надо учиться. Мне очень хотелось произвести впечатление, сначала на бабушку, потом на маму с папой, а потом и на всех в школе.

Без учения это нельзя было сделать. Надо было что-то знать такое, чего не знают все остальные. Тогда им с тобой было бы интересно.

А это надо было только выучить или же прочитать.

Я немедленно научился читать и стал читать все подряд. Я читал о путешествиях, приключениях, о дальних странах, о вулканах, о водопадах, о животных и растениях, о Земле, о Солнце и других планетах.

Я читал о великих открытиях.

Когда я читал, я попадал в удивительный мир. Я дрался вместе с Томом Сойером и дружил с Геккельбери Финном; я мчался сквозь дебри Африки, я плыл вместе с Колумбом и Васко де Гамо; я бился вместе с русскими витязями на Калке, и стоял под стрелами вместе с героями Трои; я замерзал, я тонул, я задыхался, я болел, меня трясло в лихорадке, и все это вместе с героями Жюль Верна.

И все это только ради того, чтобы со мной было интересно разговаривать и дружить.

Все это во имя дружбы.

А еще надо было знать математику, физику, химию – и множество других предметов в школе. Мне очень хотелось понять окружающий мир.

Частенько я пребываю в ином расположении духа, недоступном соблазнам ложного остроумия, когда все окружающее воспринимается мною во благо, не столько в собственное, сколько во благо общее. Именно тогда-то я и ощущаю в себе силы быть беспристрастным в отношении каждой твари, выведенной на сцену этого драматического произведения под названием жизнь.

Как я пишу? Я пишу по утрам, когда рассвет разве только забрезжит, когда лучи восходящего солнца коснутся стекол моего окошка едва, а дыхание пробуждающейся природы еще только начинает наливаться.

Всё написанное мною, написано в глубоком уединении, на берегу непорочного горного ручья, в домике с соломенной крышей, пронизываемым случившимися звуками настолько усердно, что порой слышны капли дождя на поверхности почвы, листвы или же луж, и всё это на краю нашего огромного королевства, где я живу в постоянных усилиях игривой веселостью оградить себя от всяческих жизненных зол и волнений.

Инвалиды, смейтесь!

Всякий раз, когда мы смеемся, мы прибавляем кое какие детали к этой нашей недолгой, но вкусной жизни.

А хорошо бы, если б наша коррупция разрослась до того, чтоб ей уже занимались не наши органы.

Меня тут чиновники собираются чем-то награждать. Я даже не дослушал чем.
Подарок от чиновника, что укус вампира – превращение в своего.

Государство – это танк, который ездит по цветочной поляне.

Писатель – это человек своего будущего, живущий в своем прошлом.

Человека далеко не пускают и не награждают его умом.
Все это лишний раз доказывает существование Бога.

Смех – глубокая составляющая языка.

На вопрос: "Кто у нас в России вообще тут литературообразующий?"

можно ответить: "Я", а можно: "Только не я" - выбирайте сами, какой ответ больше нравится.

Утро. За окнами мороз под тридцать. Я проснулся и запел под одеялом: «Когда б имел златые горы и реки полные вина. Все отдал бы за ласки взоры… – остановился и добавил – за солнце, воздух и вода!»

Некоторые глупцы утверждают, что я не люблю свое Отечество.
Выспренные идиоты, убогие недоумки, недалекие сквалыги, безнадежные лизоблюды, отпетые негодяи, неудачливые шавки, шакалы пархатые, шелудивые псы – вот вы все после этого кто!

Мечта всех времен: чтоб за Емелю щука работала.

Надпись на надгробии: «Россия, мать, когда б таких людей ты вовсе бы не посылала миру, давно бы все тут расцвело!»

Мной открыта новая отечественная валюта (полностью конвертируемая) – ру, бля.

Раньше я читал между строк.
И понимал я там же.
Но ничто не стоит на месте.
Теперь я понимаю между звуками.
Слышу звуки: «Надо только социальную сторону не просмотреть!» – это значит, что завтра все будут на улице; «Больше внимания малому бизнесу!» – на нас открыт сезон охоты; «Создать условия для вывода из тени!» – все ребята, в этой тени нас уже обнаружили.


Об общественном благе.
Даже не знаю. Россией управлять невозможно.
Как же ей управлять, если управленческий зуд возникает обычно к 15.00, а в это время в Петропавловске-Камчатском полночь?

Кстати, битие рож в России осуществляется пока хаотично и спонтанно. Нет еще процесса лавинообразного, как при делении ядра. Но всё в этом мире стремиться к упорядочению. Так что ждем-с.

Наше правительство работает в Сочи. С некоторых пор не понимаю, почему правительство Испании не работает на Канарах.

Драгоценнейший! Да сдохнут все печали! Да сгинет неуверенность и падет мразь!
Да скукожится всякая нечисть! Да опухнет куцый недруг к вам приближающийся!
Пусть окуклятся ваши мечты, а желания распластают свои нежные лепестки!
Сообщаю вам еще одну приятную новость: я умнею быстрее, чем бритая мышь обрастает шерстью.
Как там все?

Только идиот радуется тому, что видит.
Для него всё счастье.
Остальные люди к этому состоянию только стремятся.

Ваше, можно сказать, сиятельство!
Граф! Душа моя! До чего же хорошо!
Осклизлыми руками, губами, постепенно расползающимися в глупой ухмылке, и глазами, полными вчерашней похмельной влаги, присягаю и клянусь вам в преданности и неизменном своем расположении!
Не щадя живота своего, ничем небереженного от послеобеденных бурлений, всхлипывая поминутно, и прочее и прочее…
Словом, прими уверения….

Все зависит от движения встревоженных духов.
Все помыслы человеческие, все страдания и печали, а так же радости, подлости, глупости. Словом, все.
А встревоженость же духов напрямую связана с самим зачатием. Не столько со способом оного – с позой и интенсивностью – как с мыслями, опутавшими обоих участников, с разнообразием их путей и направлений.
Не следует безо всякого соображения нестись вперед, как угорелые, на манер зеленых обезьян, мартышек или же макак! Иначе на свет Божий не замедлят появиться торговцы недвижимостью, предатели и члены городского парламента.
Не следует тупо и сыто уподобляться молоту и наковальне, поршню и шатуну или же деревенскому насосу для подъема воды из-под грунта. В этом случае мы рискуем наводнить мир клятвоотступниками, убийцами и ворами, а так же лицами безо всяких способностей, то есть, служащими госдепартамента.
Только мягкое, непринужденное размышление о связи величин бесконечно малых с большими, о влиянии их друг на друга и о взаимном их проникновении, в сочетании с движениями неторопливыми, но глубокими и сильными, способны явить нам души благородные, склонные к любви и обожанию всего сущего.
Уф!