Часть I.

 В период трагических событий, связанных с катастрофой ПЛА «Курск», которые в обществе сейчас стали забываться, в печати было очень много полемики по проблемам подводного флота России. На её страницах выступали не только уважаемые и именитые в стране офицеры и адмиралы-подводники, дававшие свое видение по этим проблемам и рецепты, как избежать распада оставшегося флота. В их числе и бывший Командующий СФ адмирал Ерофеев О.А., с именем которого связаны катастрофы уникальнейшей подводной лодки «Комсомолец» и «К-429». В статье «Истинные причины гибели субмарин замалчиваются», не ответив на вопрос «Кто замалчивал причины», он призывает к созиданию и прекращению взаимных упреков при анализах катастроф и аварий подводных лодок в недалеком прошлом и настоящем. Трудно не согласиться с созидательными призывами этого адмирала. Вот если бы он был верен им тогда, когда принимал судьбоносные решения! Созидать «с чистого листа», как это уже было неоднократно в нашей истории - это значит забыть многих простых подводников, имена и фамилии которых мало известны обществу, в том числе, и уже ушедших от нас. Цель моих кратких записок – вспомнить всех тех, с которыми меня свела служба на подводных лодках. Многих из них я знал лично.

В 10 дивизию подводных лодок ТОФ, базирующуюся в бухте Крашенникова на Камчатке в 1974 году, кроме ПЛА 675 проекта и проходящих модернизацию в Приморье под МК-проект, входила одна ПЛА 670 проекта «К-201». Эта подводная лодка с января по май 1974 года совершила совместно с ПЛА 671 проекта «К-314» групповой переход с СФ на Камчатку по маршруту: Западная Лица – Атлантика – Индийский океан – Малаккский пролив – Тихий океан – Камчатка. Переходом командовал известный подводник в советском ВМФ Герой Советского Союза вице-адмирал Голосов Рудольф Александрович, в то время – командир 11 дивизии СФ, куда входила ПЛА «К-201». О нем много сказано в воспоминаниях его сослуживцев и в официальной публицистике последних лет, когда общество стало интересоваться, ранее закрытой темой для него, о подводном флоте и его людях.

Мне же он запомнился не столько потому, что дал путевку на командирский мостик атомохода. А, прежде всего: высокой эрудицией, добрым и теплым отношением к младшим по воинскому званию, умением слушать их доводы и не навязчиво учить профессии подводника, не подчеркивая своего превосходства. Я не помню ни одного случая, связанного с аварийными ситуациями во время перехода на Камчатку и во время службы на СФ, чтобы он давал волю своим эмоциям в центральном посту подводной лодки и переходил на «крепкие» флотские выражения.

…Говоря о трагических событиях, происшедших в подводном флоте последних двух десятилетий и, особенно, с ПЛА «Курск», рискну высказать свое видение некоторых аспектов, приведших к этим событиям. Не беру во внимание главные – политические и экономические причины, которые, в основном, способствовали развалу ВМФ, потери подводной школы. Первопричины, связанные с катастрофой ПЛА «Курск», лежат на поверхности: в отсутствии в российском ВМФ, могущего называть вещи собственными именами проблемные вопросы флота командования, не боясь потерять свое «кресло». Этому способствовали, в основном, идеологические факторы, которые лежали в основе воспитания и подготовки командных кадров, и правовые. Ведь за организационную часть проведения учений, в котором участвовала ПЛА «Курск», несет ответственность не только командир ПЛА. А именно: за недопущение потери связи с ПЛА; за обоснованное назначение района проведения практических торпедных стрельб, не нарушая основополагающих документов подводного плавания при нахождении в районе иностранной ПЛА; за организацию проведения практических торпедных стрельб. За комплектование экипажа по принципу «с мира по нитке», за качественное приготовление практического оружия на берегу, несет ответственность не только командир ПЛА. И если бы флотом командовали такие люди, как адмирал Голосов Р.А., вероятность событий, происшедших с ПЛА: «К-429», «Комсомолец» и «Курск» была бы сведена к минимуму.

Версия причины гибели «Курска», выдвинутая правительственной комиссией и озвучена Генеральным прокурором, на мой взгляд, не может быть первопричиной, согласно которой торпеды в первом отсеке взорвались от сильного пожара, вызванного взрывом энергетического отсека «толстой торпеды». Кто или что извне спровоцировал это событие (что за «инородное тело») – на этот вопрос отвечали многие маститые подводники, и ответ каждого из них на этот вопрос, имеет право на существование. В то же время, в летописи столкновений наших ПЛА с иностранными, не зафиксированы такие катастрофические последствия, как в случае с «Курском», даже тогда, когда их водоизмещения были сопоставимы. И потом, правительственная комиссия не определила природу происхождения пробоины размером два на три метра в районе 24 шпангоута «Курска»!? Казалось бы, после такой трагедии нужно сделать выводы тем, кому положено их делать, и не только кадровые. Но, увы! Очередная трагедия с ПЛА «К-159», по происшествию трех лет событий с «Курском», говорит о том, что у нас все «стабильно». Хочется верить в то, что вторичное «посвящение в подводники» на СФ Верховного Главнокомандующего на борту подводного крейсера, как - то повлияет на «стабильность» в ВМФ.

..В начале декабря 1976 года ПЛА «К-201» возвращалась с очередной боевой службы в Охотское море. Это была вторая моя боевая служба в должности старшего помощника командира на подводной лодке, в составе которого я ходил на службы в Средиземное море, перешел с СФ на ТОФ (вначале это был экипаж ПЛА «К-308», а затем переход на ТОФ на ПЛА «К-201»). Здесь для меня все было родным и близким: с основной частью экипажа офицеров и мичманов меня связывали не только служебные отношения. Нигде, как на подводной лодке, людей больше так не сближает существующие условия замкнутого пространства, постоянная готовность любого члена экипажа действовать в экстремальных условиях. Офицеры и мичманы, с которыми я начинал учебу еще в 16 УЦ ВМФ, остались в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. Командиры БЧ-5, в начале капитан 2 ранга Мельников Н.Н., а затем - капитан 2 ранга Кудицкий Ю.Н., командир дивизиона движения капитан 3 ранга Харламов Л.Л., командир группы дистанционного управления капитан-лейтенант Маковский Ю.Г, старшина команды трюмных мичман Стародубцев А.И., старшина команды электриков штурманских мичман Пыкин А.Ф., электрик штурманский мичман Федотов Н.И., старшина команды мотористов мичман Лакеев И.И., старшина команды гидроакустиков мичман Янковский А.Л. и многие другие. Они оказали мне добрую помощь в моем становлении в должности старшего помощника командира еще в период первой боевой службы в Охотском море, сразу же после окончания командирских классов в 1975 году. Так, что возвращался с боевой службы допущенным к самостоятельному управлению подводной лодкой, на которой командирскую вахту делили пополам с командиром – капитаном 2 ранга Кольцовым Николаем Дмитриевичем. Капитан 2 ранга Кольцов Н.Д. был назначен командиром ПЛА «К-201» вместо ушедшего в «дубовую рощу» (так называли академические курсы при ВМА) капитана 1 ранга Хайтарова Виктора Дмитриевича, под командованием которого ПЛА совершила переход с СФ на Камчатку в 1974 году (я после перехода убыл на командирские классы в Ленинград). Контр-адмирал Хайтаров В.Д. умер в 2002 году во Владивостоке.

 До назначения командиром «К-201» капитан 2 ранга Кольцов Н.Д. был старшим помощником командира на ПЛА «К-454» 671 проекта (командир – капитан 1 ранга Барановский), перешедшей с 3-й дивизии ПЛА СФ северным маршрутом в сентябре 1974 года в состав 45-й дивизии ТОФ. И еще доброе имя одного моего офицера-наставника я не имею права не вспомнить. Это начальника штаба 10 дивизии ТОФ, который был старшим на борту в период моей первой боевой службы в должности старпома сразу же после окончания командирских классов - капитана 1 ранга Крестовского Олега Андреевича. К сожалению, он рано ушел из жизни (похоронен в г.Санкт-Петербурге в 1988 году). С ним я был знаком по службе на СФ в11-й дивизии, он был командиром 379 экипажа. А наши семьи были соседями по одной лестничной клетке в 9-тиэтажном доме в поселке Заозерный. Кстати, капитан 1 ранга Крестовский О.А. потомственный моряк – подводник. Сын известного подводника-черноморца Великой Отечественной войны, капитана 1 ранга Крестовского – старшего, начальника штаба одной из бригад подводных лодок ЧФ, не вернувшегося из боевого похода в 1944 году. Олег Андреевич отдал очень много сил и энергии для того, чтобы я быстро закрепил на практике в море, полученные знания на командирских классах (считаю, что Командирские классы ВМФ – лучшее учебное заведение ВМФ, преподавателей которых, помню по фамилиям до сих пор) по управлению подводной лодкой, по боевому использованию торпедного и ракетного оружия, находясь на первой БС в должности старшего помощника командира сразу же после окончания командирских классов. Тренировки корабельного боевого расчета по выходу в ракетную (торпедную) атаку он лично курировал ежедневно. Энергия его, любовь к подводной службе, передавалась ко всем, находящимся в центральном посту подводной лодки. В 1978 году Крестовский О.А. ушел преподавателем на кафедру управления подводной лодкой 6-х командирских классов ВМФ.

О боевых службах подводных лодок 670 проекта в Охотском море или как их называли у нас: «За углом». Задача ставилась, не характерная для этого проекта, обеспечение РПК СН в дальнем охранении не «от хорошей жизни» на ТОФ. Отсутствие в противолодочной дивизии (45-й) нужного количества подводных лодок с соответствующим противолодочным поисковым потенциалом, видимо, заставляло командование флота использовать для этих целей и наши корабли. К 1977 году в нашей дивизии их было два: «К-201» и «К-429» с одним вторым экипажем - 305. Командиром ПЛА «К-429» был капитан 1 ранга Козлов Валентин Тихонович, Герой Советского Союза. А ПЛА 671 проекта в 45-й дивизии три: К-314, К-454 и К-469. Если задача встречи на маршруте патрулирования РПК СН при проверке отсутствия слежения за ней иностранной ПЛА с трудом выполнялась, то задача обнаружения следящей ИПЛ - не всегда успешно. Первая задача выполнялась с трудом только потому, что на ПЛА отсутствовали современные средства коррекции места подводной лодки такие, как спутниковая навигационная система «Шлюз», которой стали вооружать ПЛА 670 проекта в конце 70-х начале 80-х годов. А навигационный комплекс «Сигма-670», которым была вооружена ПЛА, не хранил долго координат с точностью, позволяющей встречаться с РПК СН, имеющего на вооружении инерциальный навигационный комплекс с такими средствами коррекции, как гидроакустический лаг и высокоточные астрономические средства. Поэтому командир ПЛА 670 и 671 проекта, накануне встречи с РПК СН, стремился и «молился» тому, чтобы «аллах» снизошел к нему, послав хотя бы три звезды и моря, соответствующей бальности, позволяющей использовать «могучую» астронавигационную систему под названием ПЗНС-10, хотя бы за несколько часов до встречи. (Точность определения места по 4-м звездам около 54 кабельтовых!). Иностранные и отечественные радионавигационные системы не позволяли определить место подводной лодки с точностью, обеспечивающей надежную встречу с обеспечиваемой РПК СН. Вторая задача – обнаружения ИПЛ с ГАК «Керчь» и шумностью на порядок меньшей, чем у лодок I поколения, была выполнима с очень малой долей вероятности и проблематичнее первой. Тем не менее, были и кратковременные контакты с ИПЛ. Восстановление же контакта после окончательной классификации его (которая, в соответствии с ТРПЛ-75 требовала всплытия под перископ) и передачи РДО на берег об обнаружении следящей ИПЛ за РПК СН, было маловероятным. Не только из-за отсутствия на подводной лодке таких средств связи, как на ПЛА III поколения, с которыми я познакомился председателем госкомиссии, принимая в состав ТОФ 971 проект – выпускаемые антенны типа ВБА «Залом», позволяющей не всплывать под перископ для передачи РДО, и не терять контакта с ИПЛ. Так как дистанции первичного обнаружения иностранной подводной лодки ГАК «Керчь» были минимальными и отсутствие в составе его активного эхолокатора, подобного станции «Арфа» на ПЛА 671 проекта, не позволяли эффективно и безопасно следить на больших скоростях за обнаруженной ИПЛ.

..Возвращался со второй боевой службы с предвкушением заслуженного отпуска, так как отпуск после первой службы посвятил сдаче зачетов на допуск к самостоятельному управлению подводной лодкой. В основном таким же образом сдавали на допуск и другие офицеры, так как должность старпома не предполагает свободного времени, если служишь на подводной лодке, находящейся в линии и выполняющей задачи боевой службы. Но полнокровному моему отпуску после выполненной боевой службы «за угол» не суждено было сбыться. Тому способствовало два обстоятельства: одно – приятное и несколько неожиданное для меня, другое – менее приятное, связанное с происшествием на службе в море. 1 октября 1976 года на службе в море я «праздновал» 31-й раз день своего рождения. Был испечен торт классным корабельным коком мичманом Марцун Александром Ивановичем (из 305 экипажа), врученный командиром Кольцовым Н.Д. в центральном посту после моей ночной вахты и поздравления членов экипажа, с которыми прошел не одну боевую службу. Через неделю после этого маленького праздника, перед завтраком и сдачей командирской вахты командиру, поступил доклад от боцмана мичмана Черникова Геннадия Ивановича: «Товарищ капитан 3 ранга! Подводная лодка не слушается рулей, дифферентуется на корму, скорость по лагу менее 5 узлов». На вахте 1-я боевая смена: вахтенный офицер командир БЧ-2 капитан 3 ранга Касько С.Р., вахтенный инженер – командир дивизиона движения капитан 3 ранга Харламов Л.Л. (ныне проживает г. Калуга). ПЛА следует на глубине 93 метра, ход 70 оборотов/минуту, что должно соответствовать скорости по лагу 6,8 узла. Даю команду: «Турбине 90 оборотов», что должно соответствовать скорости около 9 узлов, но лодка продолжает «валиться» на корму, а скорость по лагу не возрастает. Командир Кольцов Н.Д., находясь в первом отсеке в каюте и готовясь к завтраку, по «Каштану» запросил обстановку, чувствовая изменение дифферента после каждого увеличения хода ПЛА и сброса оборотов линии вала. К моменту запроса командиром обстановки турбина работала 150 оборотов вперед, что должно было соответствовать скорости около 15 узлов, а стрелка лага на «Шпате» показывала около 7 узлов. На подводной лодке была объявлена «Боевая тревога» и готовность к всплытию на перископную глубину. Командир в центральном посту перед дачей команды: «Боцман, всплывай на перископную глубину!» меня распекал: «Вечно у тебя, старпом, то ИПЛ, то рыболовные сети!». Мои предположения, высказанные вслух о попадании в сеть и дважды объявлявшаяся до этого момента боевая тревога в связи с обнаружением ИПЛ, давало право командиру говорить об этом. Свои интуитивные предположения о попадании в сеть зиждились, прежде всего, потому, что с КП ТОФ предупреждали о появлении района скопления большого числа рыболовецких судов. Но в течение предшествующих пяти суток спокойный и, несколько притупляющий бдительность, доклад акустика: «Центральный, горизонт чист», не давали основания думать об этом. И воспоминания о службе на СФ: когда один из командиров 11-й дивизии, а именно капитан 1 ранга Звягинцев Г.Г., имел аналогичный случай в районе боевой подготовки. Осмотрев воздух и горизонт в перископ (кончались навигационные сумерки) и ничего не обнаружив, командир еще что-то недовольное отпускал в мой адрес, передал перископ мне. На курсовом угле 170 градусов левого борта, на дорожке от лучей начавшего всходить солнца, был обнаружен большой (около 3-х тысяч водоизмещением) рыболовный траулер. Когда капитан 2 ранга Кольцов Н.Д. увидел на борту этого траулера большие иероглифы и часть команды в желтых жилетах и стоящих на корме судна, подаваших знаками сигналы о том, что надо «отдавать» их трал, он дал волю крепким флотским словам, приказав: «Приготовиться к всплытию! Носовой швартовной команде, боцману и старшине команды трюмных-машинистов, приготовиться к выходу на носовую надстройку с рубящим инструментом!» Нужно было рубить стальной трос большого диаметра, идущий с кормы траулера и обвивавший несколькими шлагами правый баллер средних горизонтальных рулей и надстройку рубки ПЛА, и уходящий к «супостату» с левого борта подводной лодки. Без всплытия в надводное положение от трала нельзя было освободиться! Вся операция заняла чуть более часа времени. За время нахождения в надводном положении траулер неоднократно сближался на опасное расстояние с кормы ПЛА. На мостике ПЛА, кроме ГКП и рулевого-сигнальщика, находился работник ОО КГБ дивизии, пытавшегося фотографировать всю картину происходящего. После освобождения от трала и погружения, некоторое время сочиняли РДО на берег о происшедшем. Передавали радио и долго получали квитанцию с берега, которая была получена после третьей попытки. Все запросы с берега об уточнении обстоятельств посыпались через неделю после того, как (об этом стало известно после службы от источников из управления разведки ТОФ) траулер пришел на о. Хоккайдо. Необходимость внесения некоторой корректуры в отчет по боевой службе, связанные с попаданием ПЛА в сети японского траулера, перепутали мои личные планы относительно предстоящего отпуска. И самое главное, несколько неожиданное и вместе с тем, приятное: на пирсе заместитель командующего флотилией контр-адмирал Иванов Н.Т., встречающий ПЛА с боевой службы, зачитал приказ Главнокомандующего ВМФ о назначении меня командиром 305 экипажа. Неожиданным для меня являлось то, что я считал: командиром экипажа может и должен стать после ухода в ВМА капитана 2 ранга Алкаева Н.Н. его старший помощник – капитан 2 ранга Малинин Юрий Константинович. Опытный и грамотный моряк-подводник. В послужном списке этого офицера прослеживался не простой и относительно долгий путь к командирскому мостику. До службы на ПЛА он был флагманским минером бригады дизельных подводных лодок, помощником командира ПЛА 627А проекта соседнего соединения и старшим помощником командира ПЛА II поколения в течение 2-х лет. Но командование решило эту проблему иначе. Сейчас, по прошествию многих лет, могу говорить о том, что основанием не назначать Малинина Ю.К. было несколько обстоятельств: чрезмерное увлечение им «крепкими» флотскими напитками, в том числе и при содержании ЯБП на борту ПЛА, а также далеко не «безоблачными» взаимоотношениями с прежним командиром экипажа – Алкаевым Н.Н. Я же исполнял должность старшего помощника командира ПЛА «К-201» всего лишь год к моменту назначения командиром 305 экипажа.

И помня о том, что на флоте предлагают что-либо только один раз, без колебаний согласился, беседуя перед БС о назначении с командиром дивизии контр-адмиралом Луцким Анатолием Николаевичем.

Этот адмирал, грамотный моряк-подводник, интеллигентный и симпатичной наружности человек, запомнился мне, прежде всего тем, что он, обладая большим командирским опытом (командир средней подводной лодки ТОФ в течение длительного времени, командир РПК СН ТОФ), смог оценить меня, как молодого командира и экипаж, способного «без дядьки на борту» решать задачи в море. Во всяком случае, после ввода экипажа в первую линию, я не припоминаю случаев выходов в море, кроме связанных со сдачей задач курса БП, чтобы на борту ПЛА присутствовал старший. Видимо, А.Н.Луцкий считал, что излишняя опека молодого командира ПЛА не на пользу ему в его быстром становлении, как командира ПЛА.

 Точно того же принципа в воспитании молодых командиров подводных лодок придерживался и новый командир 10-й дивизии капитан 1 ранга Берзин Альфред Семенович, принявший эту высоко ответственную должность в августе 1977 года. А.С.Берзину тоже не нужно было занимать командирского опыта. Достаточно посмотреть на его тернистое прохождение службы в подводном флоте (пять лет командования ПЛА 675 проекта, три года – начальник штаба и заместитель командира соединения ПЛА), и станет ясным - в советском ВМФ на высокие должности, за некоторым исключением, назначали настоящих профессионалов, до самозабвения любящих подводные лодки и уважающих своих подчиненных, которых они учили тяжелой подводной службе.

К концу 1977 года в целях подготовки меня, как командира, могущего самостоятельно с экипажем решать задачи БС, без старшего на борту, командование дивизии решило отстажировать меня на подводной лодке, идущей на боевую службу вторым командиром. Этой подводной  лодкой была «К-429» под командованием капитана 1 ранга Козлова Валентина Тихоновича (которого, к великому сожалению уже нет с нами). В сентябре 1977 года она перешла подо льдами Арктики с СФ на Камчатку, став вторым кораблем 670 проекта 10-й дивизии. Подводной лодке боевым распоряжением Командующего ТОФ ставилась задача дальнего охранения РПК СН «К-477» соседнего соединения флотилии (командир РПК СН – капитан 1 ранга Дворецков Николай Николаевич, которого тоже уже нет с нами), в удаленном районе боевых действий Охотского моря. Задачи боевой службы по срыву скрытного слежения за РПК СН иностранной ПЛА были выполнены. В период несения боевой службы было несколько контактов с ИПЛ. Достоверность некоторых из них, была подтверждена после возвращения ПЛА со службы и проведенного анализа контактов на гидроакустическом полигоне ТОФ.

Контакты с ИПЛ были кратковременными и классифицированы только по первичным признакам и благодаря регулярно проводимым тренировкам гидроакустиками подводной лодки по прослушиванию характерных шумов, записанных в базе на магнитную ленту. После всплытий на перископную глубину для окончательной классификации и передачи донесений на КП ТОФ об обнаружении ИПЛ, с погружением на глубину, контакт с ИПЛ, как правило, было восстановить проблематично. Во время его восстановления требовался маневр ПЛА на большой скорости для подскока в вероятную точку потери контакта, во время которого экипаж находился по боевой готовности №1; о скрытности действий не могло быть и речи. Да и задача обеспечивающей ПЛА была: отвлечение слежения ИПЛ на себя. Я же получил хорошую практику у В.Т Козлова в вопросах управления подводной лодкой при решении таких неспецифических для этого проекта ПЛА задач, как слежение за ИПЛ. Также помню многих офицеров этой подводной лодки – настоящих моряков-подводников, профессионалов. Командира БЧ-5 капитан 2 ранга Чаусова Александра Константиновича- кавалера ордена Ленина; командира дивизиона движения капитана 3 ранга Черемисина Вячеслава – кавалера ордена Октябрьской Революции, командира дивизиона живучести – капитана 3 ранга Удот, командира электротехнического дивизиона – капитана 3 ранга Пурниса, под руководством которых обеспечивались живучесть и заданные параметры хода ПЛА. 23 февраля 1978 года на подводную лодку пришло персональное РДО от Министра обороны СССР в адрес командира ПЛА. В нем Министр обороны поздравил капитана 1 ранга Козлова В.Т. с присвоением ему высокого звания Героя Советского Союза. Старшего помощника командира капитана 3 ранга Губанова Олега Анатольевича и помощника командира капитан-лейтенанта Мякишева Евгения Викторовича – орденами Октябрьской Революции.

Многие офицеры, мичманы и матросы подводной лодки были также награждены орденами и медалями за проявленное мужество в период перехода ПЛА с СФ на Камчатку.