Петя
1
...- Ну-у, что? – Сказал экипажу кэп. – Стране нужны герои, а служить присылают говнюков? Что "нет"? Сейчас увидим! Значицца так! Кто не сможет хотя бы десять раз – пусть об отпуске с выездом на родину не мечтает!Случилась очередная компания. На этот раз по физподготовке. Командир военно-морского корыта, где служил Петя, собрал экипаж на верхнем юте, там у них перекладина, и заставил делать подъемы переворотом.
И все. Кто два раза, кто три, а чаще моряки висели в безнадежных попытках, дрыгали ногами, и спрыгивали. Только Петя – он каждую вольную минуту у этой перекладины проводил, - крутанул десять раз. Мог бы больше, но зачем? Сказано – десять! Командир сначала обзывал матросов "жертвами прерывания беременности", "реанимированными выкидышами", но после Пети немного успокоился.
Петя Василевич... Парень из какого-то Логишина под Пинском. Пинские болота, Пинск... Это где-то в Беларуси. Старший матрос. Основательный до невозможности...
- Экипажу тренироваться! Ежедневно! – Подвел итог. – Любой джи-ай (малопонятно, но звучит!) одной левой перебьет десяток таких как вы, извиняюсь, воинов, в момент. За исключением старшего матроса Василевича... Родина надеется на вас, она обеспечивает вас всем необходимым, чтобы вы могли ее защитить, она... (тут кэп пожевал нижнюю губу и что "она..." продолжать не стал). Короче: командиры боевых частей! Рапорта о поощрении отпуском – только через перекладину!
В этот момент его дернул за язык какой-то бес:
- А кто сможет сделать (пауза, думал, какое число назвать, чтобы поставить заведомо невозможное условие)... триста подъемов переворотом – сразу даю десять суток отпуска... Без учета времени на дорогу!
"Даю" было сказано слишком самонадеянно – власти поощрять отпуском кэп не имел, мог только ходатайствовать перед командиром дивизиона.
В тот же день он очутился в заведовании Пети. Мог же попасть, например, в штурманскую, или там в радиорубку, или заглянуть в машинное отделение, так нет – к Пете в химпост! Командир корабля обязан "систематически осматривать жилые и служебные помещения...", а еще "всесторонне изучать весь личный состав... " – есть такие фразы в Корабельном Уставе.
- Ну, голуба? – голос кэпа предельно ласковый и приятный. – А посмотрим, что у тебя здесь... Ну, ничего... Чисто... А открой-ка мне прибор! А какие тут должны быть предохранители? А? Мг-м...
Соответствует... Ты представляешь, голубь сизый, вчера распредщит открываю, а там вместо плавких предохранителей – резцы от токарного станка! Вот же пи-й-ано-форте-грависсимо! Ну я кому-то развальцую, пусть только из командировки вернется... А ты молодца! Хоть один на экипаже не хиляк... И пост у тебя в приличном состоянии...
-Товарищ командир! Вы правду сегодня сказали, что если триста переворотов, то в отпуск отпустите? – Флегматично интересуется Петя.
- Ты что, сынок, гарпия твоя мама! Я! Когда-нибудь! Врал?! Эх, голубь! Понимаешь, есть такая вещь – офицерская честь... Офицер сказал – все! Умрет, но сделает!
- Ага! Мне в военкомате подполковник говорил – два года буду служить. А на самом деле сюда загнал, за Полярный круг, на три. А еще родственник...
– Нахально сомневается Петя в существовании офицерской чести.
- Ну ты сравнил – с военкоматовскими! Яще бы с этими, которым даже оружия не дают... Со строителями! Или, упаси Боже, с милиционерами. – Лицо офицера собирается в гримасу обиды.
Рассуждениями о чести Петю с магистральной мысли не столкнуть: - Товарищ командир! Я делаю-делаю эти перевороты, но кожа на ладонях от мяса отстает, больно.
Тут командира снова черт дернул за язык, и он рассказал, как юношей зеленым был влюблен у гимнастку, и какие у нее были твердые ладони и как видел во время тренировок на тех ладонях кожаные накладки. А Петя неторопливо вытащил лист бумаги, карандаш, и попросил кэпа принципиальную схему накладок нарисовать.
Когда Петя остался в химпосту один, он покопался в своем хозяйстве, вытащил голенище от юфтевого сапога, дратву, шило, иглу. Измала был хозяйственным...
А дня через три подловил командира на верхней палубе. Как раз на юте, у перекладины. И уже накладки самодельные на ладонях. И – ух! Триста раз одним духом... И краснел, и мямлил растерянный кэп, что вот просто сейчас Петю нельзя на вокзал, да в Синеокую, что нужно к командиру дивизиона обращаться, но не сейчас, а перед праздниками ("Ты же, голубь, хочешь на День ВМФ домой попасть?") Ближе к Дню ВМФ он в лепешку...
2
...Перед отправкой кэп сам лично осмотрел Петю, постращал трибуналом на случай опоздания, проинструктировал насчет поведения, отпускной билет вручил. На всякий случай день возврата на календаре красным обвел. Наверное напрасно красным – цветом опасности и тревоги. Может если бы каким зеленым, то все спокойнее прошло бы?Потому что наступил "красный" день, а вместо Пети пришла из Беларуси телеграмма.
А на вечернем докладе командир дивизиона Петей поинтересовался, тоже контролирует, гриб старый!
- Отпуск продлен в связи с болезнью, товарищ капитан первого ранга! На трое суток. Военным комиссаром. Телеграмма сегодня пришла. Завереная. – Бодро доложил командир военного корыта.
Лицо командира дивизиона из классически-алкоголического, сразу злобно-торжественное – углы рта вниз, у носа складки, глаза выпучены, цедит через зубы:
- Ка-пи-тан – те-ле-нант! С э-то-го нужно на-чи-нать! Я – что? Дол-жен из вас эту ин-фор-ма-цию вы-ди-рать?
- Я думал, товарищ капитан первого ранга, что раз военный комиссар... - Он думал! Ты бы тогда думал, когда отпуск для этого бабуина выбивал! Попомнишь мои слова – скоро мы всем дивизионом будем за вашим экипажем дерь-мо раз-гре-бать!
Разошлась, коряга. Лучше не перечить.
- Так точно!
- Что – "так точно", гидрант-твою...?!
- Виноват, товарищ комдив!
Любит дивизионный, когда "комдивом" зовут, как командира дивизии соседей, контр-адмирала. Отмякает. Лицо оплывает, складки, глаза, рот – снова алкаш-классик.
- Виноватых бьют. Ежедневно об этом... как его...
- Василевич, товарищ комдив!
- ...о бульбаше этом, докладывать!
Через несколько дней... Думаете – Петя вернулся? Телеграмма! "Отпуск... на три дня... связи болезнью". Заверено военным комиссаром.
Еще через три дня – снова телеграмма...
- Что я говорил! "Лучший на экипаже! Если бы все были такими!" – Дразнит командир дивизиона. – Н-ну, мерзавец! Езжай, разгребай! Кораблем пусть помощник покомандует. По-тихому. Нам еще здесь прокурорских только не хватало! И – мигом!
...В Логишинской больнице, где соответственно телеграммам должен был умирать Петя, о его болезни не слышали. Но и быстро же здесь информация распространяется! Не успел закончить разговор с врачихой, ворвалась взопрелая тетка:
- Я мать Петра Василевича!
- Ну, и где же он? Чем это он так болеет, что в армию нельзя, а в больнице не знают?
- Он дома. Воспаление легких! – Выпалила женщина и сделала страшные глаза в сторону врачихи.
- А вы не позволите ли мне с ним встретиться? – И на всякий случай добавил: - Или мне участкового искать, чтобы к вам попасть? Вы же должны понять – дело может дойти до военного трибунала... (Тьфу, только бы не накаркать!)
- Да-да! Конечно! Здесь рядом. Приглашаю! – И по дороге что-то тарахтела, заглядывая в глаза, а офицер не слушал, пребывая в астрале, обдумывал – что делать дальше, как выкрутиться, не накликав на себя, на корабль, на дивизион неприятностей. И решил взять о Петином воспалении справку. И с этой справкой назад. А когда Петя из болезни вычухается, то сам приедет. Какие-то сомнения немного беспокоили из-за явного волнения Петиной матушки, но только что было сказано – он дома, больной .
Хрена лысого он дома! Это же надо так нагло врать! В хате женщина засуетилась, начала накрывать на стол, а к посланнику Севера вышел мужчина с руками, сплошь покрытыми синими "мастями". Отчим. И совсем спокойно (что значит не свое дите!) поинтересовался на какой срок государство садит своих сыновей, некоторым образом уклоняющихся от почетной обязанности. Командир сказал, что он не зверь, что споспешествовать сдаче старшего матроса в лапы военной прокуратуры и трибунала не стремится, но нужно срочно вернуть Петю в объятия ВМФ. О том, что при плохом исходе и ему не поздоровится, рассудительно промолчал.
...Из-за прибрежного ракитника выкатилась легковушка и остановилась у группы девчат в купальниках, которые окружили героя-моряка, чирикая звонким разноголосием. Рядом звенела Ясельда. Петя, загорелый, мускулистый, в черных плавках и бескозырке лицо имел довольное, ленивое, с полуприкрытыми веками. Гибрид султана в гареме и кота, играющего с мышью... "Вот же пудель, апатит-т-его-хибины маму!" – Подумал командир и выбрался из машины.
Петя как раз рассказывал историю, когда благодаря его, Петиному, совету была предотвращена страшная катастрофа.
"...Глаза у кэпа – квадратные! Ну, растерялся мужик! И – за каштан, это связь такая: "Химик, что делать?" А я ему: "Кэп, не ссы! Нужно так, так и так...!" Тут Петя увидел героя своего рассказа, и поперхнулся слюной. А глаза у него сделались – не квадратными, нет! – как у красного петуха. Вы видели глаза красного петуха?
3
...Вернул кэп Петю на флот, отмазался справкой – мол действительно болел боец воспалением легких. У них там, в Логишине все один одному то кум, то сват, то еще какой-нибудь немного родственник, справка не проблема. Дивизионный порычал немного, да и притихло все понемногу... ...- Товарищ капитан-лейтенант, разрешите доложить. – Корабельный фельдшер переминается с ноги на ногу и чешет в паху. – Нужно отправить старшего матроса Василевича на обследование...- Тебя самого нужно отправить. Ты чего чешешься? Может – мандовошек где наловил? Нет? Стой смирно, с командиром разговариваешь! Что там с этим оболтусом? Если воспаление легких – Бог есть!
- Нет, товарищ командир, нужно снять подозрения о венерическом заболевании...
- Опаньки!... Что – есть такие подозрения, альто-кумулюс-лентикулярис?! - Так точно... Сегодня ко мне обратился старший матрос Василевич с жалобой – в области головки пениса красная язвочка. Очень похоже на первичный сифилис, товарищ командир.
- Си...! Лицо командира налилось красным, брови заехали почти до макушки. – Я же с ним три дня! Бок о бок! Мама его полешуцкая!... Доктор! Ланью – химика в санчасть, пусть этого Петра там петрушат! Господи, только бы не подтвердилось!
Фельдшер вышел из каюты, а командир сорвал с себя одежду, бросился к зеркалу – и каждый мелкий прыщик на коже показался ему шанкром. Потом залез в душ и целый час истязал себя полипропиленовой мочалкой, сплетенной из прядей швартовного троса.
…- Товарищ командир, разрешите…? – Лицо фельдшера совершенно неподвижное. Как маска.
- Ну! Что там?! Да не тяни ты кота за... нос! Сделали анализ? Реакцию Васермана?
Никак нет, товарищ командир... Старшего матроса Василевича осмотрел дежурный врач...
- Ну, и ?... Что сказал? Ну что ты как... беременная вошь по мокрой заднице...? Что доктор сказал?
- Просил передать, товарищ командир, чтобы обмыли Василевичев пенис в растворе перманганата калия и не дурили ему мозг...
Так и сказал? Ф-ф-у-у-х! Слава Богу! Проконтролируй лично, чтобы он свой половой детородный... Ясно? Марганцовки не жалей!...
...Через три дня пришло письмо. С лиловым прямоугольным штемпелем "Пинский кожвендиспансер". Почтальон поднялся на ГКП, командир как раз командовал проворотом технических средств. "...Прошу направить Вашего военнослужащего Василевича Петра на обследование... Имел связь с нашей пациенткой..."
"С-с-у-ка! – Взревели по кораблю динамики "Каштана". – Химик! Фельдшер! Прибыть на ГКП!"
- На, читай, енот ушатый! Что?! Понял? Я тебя инструктировал перед отпуском? Инструктировал, или нет? Я что говорил насчет случайных связей? Что я тебе говорил?! Я что говорил – чтобы ты свой половой хер во все помойки совал?
- Откуда мне было знать? – Захныкал Петя, пораженный больше за командира. – Она же была как лебедь! Ночь, луна, белые березы... Одноклассница!
- Березы! – Снова вскипел командир. – Лучше бы ты свой нефритовый стержень где-нибудь в березу защемил да сломал! Я же с тобою за руку здоровался! Да, ты, наверное, со всем экипажем ручкался?
- Он вчера вестовому каюткомпании помогал! – Вякнул из штурманской помощник.
- Ой-е-е! – Совсем упал духом командир. – Знаешь что, Василевич? Не будем мы тебя лечить. Посадим под замок в химпосту, и будешь там гнить!
- Не имеете права! – Возвысил голос Петя. – Я на государственной службе!...
...- Ты знаешь, что у твоего Василевича положительный анализ на сифилис? – Позвонил флагманский врач. – Только что сообщили из Полярного.
- О, пошла информация... – Недовольно пробурчал в трубку командир, - слушай, доктор, меня сейчас это уже не очень волнует. Пусть лечится... Кстати, сколько его от этой заразы будут лечить?
- Не долго, у него первичный. Месяца два.
- Ничего себе – не долго! У меня и так людей некомплект на тридцать процентов... Ну, ничего не сделаешь. Только у меня сейчас другие хлопоты по твоей части... Этот архар последние дни в буфете каюткомпании работал. Как думаешь – может мне всех офицеров и мичманов на эрвэ направить? И самому?...
Да не волнуйся ты! Если твой бульбашик конец в борще не полоскал, а я думаю, что не полоскал, то он еще не заразный...
4
- А-а-а! – Гремит по наружному трапу матрос Мелконян. – А-а-а! – Влетает в рубку дежурного. – Пэтя! Вода прыгнул! Шьлюпка спускай!- Ты чего орешь, Ашот-джан, сердце мое? – Говорит дежурный по кораблю. В воздухе уже летают "белые мухи", вот-вот ляжет снег, вода в заливе даже летом градусов шесть, не Крым. – Кто прыгнул? Зачем прыгнул? Куда?
- Пэтя-хымык! Пирса воду прыгнул! – Вопит Мелконян и как пропеллер машет руками. – Женщину спасать прыгнул! Шьлупку давай!...
- Какую в задницу женщину? Тебе, Мелконян, повсюду женщины мерещаться...
- Женщина скала упала! Жымык спасать прыгнул! – Мелконян хватает мичмана за руку и тащит из рубки на шкафут. Посудина ошвартована бортом к плавпирсу под высокой гранитной скалой, почти вертикально нависшей над водой. На скале лики, "святая троица" – Маркс, Энгельс и Ленин. Под ими, рядом с урезом торчит камень. На камне копошится Петька, что-то пробует к себе вытащить.
- Хымык! – Ревет Мелконян. – Женщину спасает! Шьлупка надо! Действительно, в такой воде пара минут, и кровь густеет, сердце не в состоянии прогонять его по сосудам.
Колокола звенят "Аврал". "Шлюпку к спуску!" Из кубриков высовываются недовольные лица. "Адмиральский час" – отдых после обеда, святые минуты. "Жопы в горсть!" – Поддает бодрости дежурный. – Человек за бортом! Петя Василевич!"
Шлюпку сбросили так быстро, как никогда не могли во время тренировок. "И-раз!, и-раз!" – подскочили под скалу к камню. Там Петя в одной робе, это то же, что и голый, и женщина в шубе. Назад, к пирсу, там уже "скора" стоит, из санчасти вызвали. Санчасть как раз наверху этой скалы, только к пирсу дорога в объезд идет, около километра. Командир на пирсе, распоряжается. Тоже "адмиральским часом" подушку в каюте давил. Женщина живая, заторможенная, и перегаром от нее прет. А у Пети лицо красное, хоть прикуривай.
- Мелконян – поможешь врачу, Василевича в горячий душ, потом ко мне в каюту!
Согрели Петю под душем, переодели в сухое, и приволокли в каюту к командиру. Тот каюту на ключ, в сейф залез, "шильницу" достал, канистру из нержавейки, и налил стакан спирта, "шила" по-местному. "Пей, - говорит, - это сейчас не пьянка, а профилактика. Ради сохранения боевой готовности." Выцедил Петя неразведенный спирт, даже не поморщился, даже кэп удивился – "Ну ты и молодец, не по возрасту!" – и соленый огурец ему в клюв. Подождал, пока тот хрустел:
- Ну, как чувствуешь себя?
- Нормально...
- Может и тебя в санчасть?
- Не надо, товарищ командир...
- Скажи "тпр-р-р-р-у".
- Тпр-р-р-р-у...
- Кажись, на самом деле нормально. Ну, говори, голубь сизый, как ты на тот камень попал?
Чем матросы на Северном флоте серую флотскую жизнь раскрашивают? Во-первых – алкоголем. Разныя пути есть, чтобы его раздобыть, но об этом не сейчас. Потом – для рукастых – "народный промысел". Отвинчивают, например, на всем корабле бронзовые детали, и из этой бронзы разные блестяшки рукоделают. Или раздирают матрасы, оттуда искусственную кожу вытаскивают и ловкие "дипломаты" из той кожи мастерят. А Петя приловчился рыбу ловить. Привязывается к толстой леске трехсотграммовая гайка, выше на поводках три рыболовные крючка. На крючки по куску мидии, ими все причалы облеплены, и снасть с борта или причала – в воду. Метров тридцать-сорок. И держится в руке, на пальце. Как только на том конце дернуло – подсечка, второй раз дернуло – снова подсечка, третий... И вытаскивает три огромных трески. За час-другой килограммов сорок рыбы можно натаскать. И на камбуз, коку. Жизнь веселее, и от ребят респект.
Стояли в тот раз в конце пирса с Мелконяном, ловили. И вдруг визг, будто свинья в заборе застряла. Подняли головы – катится вниз со скалы кто-то. Задержится за неровности, повизжит, и дальше. Снова задержится... По визгу определили – женщина. Когда наконец в воду бухнула, не утонула, шуба не дала сразу утонуть. Плавает и снова визжит. Сбросил Петя шинель, сапоги, в одной робе остался: "Давай, Ашот, к дежурному. Пусть шлюпку спускает. А то сейчас намокнет шуба у девки – на дно пойдет. Я ее вон на тот камень вытащить попробую".
- Ты шьто? Погибнешь!... – Вызверился Мелконян, но задержать не успел. Петя с пирса – солдатиком! И – саженками!
...Пеця Васілевіч, з Лагішына... Грунтоўны да немагчымасьці...
...Петя Василевич, из Логишина... Основательный до невозможности...