Начало

Множество социальных явлений, почти ежедневно наблюдаемых мною, таких, как горести, болезни и бедность ума, побудило меня взяться за предметное их описание, описание, в коем более боли, нежели злорадства, и возобладает сострадание и участие над высокомерием и поучительством.

О мазке

Я не мог положить последний мазок на портрет провинциального чиновника той же кистью, какой написал все остальные его части. Некоторые из них я писал кистью грубой, набранной из свежей свиной щетины, символизировавшей тупость, ограниченность и в то же время силу органов, но тут я отложил все и взялся за кисть теплую, полностью сложенную из беличьих хвостов.

Ею я писал выражение его лица. Особенно мне удались глаза с грустью собаки.

О чувствительности и восприимчивости

Некоторые части утрачивают тонкости от длительного напряжения.

Чувствительность и восприимчивость от этого страдает.

Но стоит только начальству заговорить о грядущем, как умиление, господа, сейчас же возвращает им – тем частям – утраченные было тонкости.

О моей любезности

Что касается меня, то я ловлю себя на том, что постоянно делаю ему любезность, прилагая все усилия к тому, чтобы держать его воображение в самом деятельном состоянии.

– Кому ему? – быть может, спросите вы.

– Ему, чиновнику! – отвечу я.

Ведь не было б меня, кто бы вспомнил о нем в самых изысканных выражениях.

Так что будущее свое я вижу в праздности и неге.

И еще в лучах.

В лучах славы, разумеется, что устроят мне следующие поколения русского просвещенного чиновничества.

О названном

Я пишу всякую всячину. Мое письмо меня успокаивает. Назвал что-то его собственным именем, или даже присвоил ему это имя, и успокоился. Главное назвать – и проходит неуверенность, страх. И вот ты уже ничего не боишься. Названное не страшно, а ты приобрел силу.

О ровном месте

Коррупцию не преодолеть. Так всё переплетено, переплетено, вживлено, врублено – никак.

Самое время перенести столицу куда-нибудь. Здесь мы уже накакали. Начнем всё с ровного места.

О праве канализации

Канализация имеет права течь. Тут назначили кого-то, кто отвечает, за канализацию в масштабах страны.

Не справился. В моем доме она течет в подвал постоянно.

Не верите? Это ваше право, потому что из права канализации течь вытекает наше несомненное право: не верить в то, что она течет.

О разборе

Каламбур – дело серьезное. Это вам не щелчок по носу. Тут все намного опаснее. Только ты задумал разобрать слово «чиновник» по частям, как сразу же – раз! – идите-ка сюда, любезнейший! Да как вы могли? Что вы думаете о себе? Что вы себе позволяете?

А я всего-то хотел заметить, что первый слог в этом слове «чин» – говорит о том, как серьезна и правильно устроена вокруг нас жизнь. Когда мы не то, чтобы слово поперек, но даже пукнуть не смеем без высочайшего на то соизволения.

А все потому, что демократия наша проистекает из диктатуры и делает она это самым, что ни на есть, замысловатейшим образом. Потому как сама по себе демократия в нашей стране развивается так, что эта ее мировая разновидность заставляет всплеснуть руками самого искушенного критика.

Слог же «ов» говорит о том, что все мы овны, то есть, овцы Божии, и когда кому выйдет срок ложиться выей на алтарь Отечества – сие никому не ведомо.

Окончание же «ник» восходит к таким понятиям, как «никнуть» и «поникать» – то есть, заканчивать, завершать.

Ибо у каждого дела есть голова, тело, а есть и хвост.

И главным, наверное, является хвост, потому что след он оставляет в исторической пыли.

Об украшениях

Хочется украсить здания предвыборными лозунгами, чтобы потом, проезжая мимо них по нашим кудлатым дорогам, никто не смог бы их, от дроби зубной, прочитать.

Об открытиях

А не полакомиться ли нам тем или другим упругим кусочком подлинного знания?

Не разъять ли нам двери в мир удивительных открытий человеческой природы?

Да, вот, взять хоть этих – нужд Отечества печальников. Открыл двери в их мир и – Господи, сколько тут всего и какая по углам ползает хвостатая мерзость!

О малом

Где б найти тех лихоимцев, что довольствуются только малым?

О сосательном рефлексе

Он ведь врожденный, а фраза: «Всё! Насосались!» – приобретается с годами.

О капле

Ни капли желчи и злонамеренности. Всё только хорошее, в том числе и видения.

А видится мне, как пошатнется благополучие их дома, как месть пустит из своего отравленного, вонючего угла слух, которого не опровергнут теперь ни чистота сердца, ни безупречное поведение, ни раздача куличей сиротам, и доброе их имя поколеблется, истечет кровью от тысячи ран, светлые дела будут обречены на поругание, помыслы забыты, а потуги втоптаны в грязь.

Об отливах

Ни капельки мне не будет жаль безвременно ушедших.

Ушедший от нас чиновник подобен отливу, за которым непременно следует ожидать скорый прилив.

Земля мудра. Все очищается. В том числе и место, которое только что было занято чьим-то, казалось бы, таким незыблемым тазом.

О внезапных чувствах

Ваше внезапное и неожиданное прибытие, а так же сам способ оного, а, кроме того, те чувства, что рождаются в душе… Словом, Ваше Превосходительство, позвольте ручку лобзднуть!

О запале

Мне кажется, что политики страдают запалом.

И здесь я имею в виду те свойства их души, когда бурление оной заканчивается лишь испускание легкого ветра.

Об общественном благе

Даже не знаю. Россией управлять невозможно.

Как же ей управлять, если управленческий зуд возникает обычно к 15.00, а в это время в Петропавловске-Камчатском полночь?

О памятнике

Будет ли открыт памятник фразе Карамзина «Воруют»? Если да, то здорово. Подумать только: Нострадамус, в выражениях подобных этому: «И придет мгла. И поглотит она мир. И будет плач. И явится миру человек в образе волка...», описал будущее «примеряй на что хочешь», а тут человек сказал одно слово, которое на долгие века определяет особую стать нашего родного Отечества.

О посвящении Отчизне

Должен заметить, что себялюбие никогда не оказывает ни малейшего влияния на наши суждения. Ибо все они посвящены Отчизне, а что есть мы, как не часть ее. Мелкие и низменные интересы никогда не всплывут наверх, не собью с толку наших высших способностей, не окутают их туманом, смрадом, нечистотами, слизью, гнусностью, мерзостью, густым мраком.

О сохранении вида

Безо всякого напряжения я приму сердечное участие в сохранении человечества, как вида. Я охотно подвигну себя на это, отложив в сторону текущие дела. Об одном прошу спасаемых мною: не открывайте ртов.

От этого страдает утренняя свежесть.

О хрустале

Я бы награждал чиновников хрустальной розой. Каждому дал бы по розе.

Большому чиновнику – большую, маленькому – малую. Розу в петлицу.

Это за то, что оправдал доверие.

А если не оправдал – это тоже удобно, вытащил из него розу и по роже его, и по роже!