Я вижу его нечасто.

С интервалами года по два, по три.

Но каждая встреча – это наблюдение очередного этапа бурной Вовиной жизни.

В конце восьмидесятых ему повезло: молодым летёхой остался он в Питере, в своём родном училище на одной из кафедр, уж не знаю – как и благодаря чему. Это был успех, который надо было развивать немедленно. И Вова пошёл… Нет не по командной линии, и не по инженерной, и даже не по политической. Вова пошёл на курсы кройки и шитья. Тогда курсов таких было много и журнал «Бурда» вся страна зачитывала до дыр. А Вова учился шить верхнюю одежду.

Когда научился, «заключил договор» с двумя трамвайными и одним автобусным парком. Какой? А вот какой.

Дело в том, что в парках этих есть мойки подвижного состава, ну, то есть те места, где автобусы и трамваи моют снаружи и внутри. Моют их женщины в телогрейках падкие на алкоголь и комплименты, не скупясь на которые, Вова с ними и договорился о том, что все КОЖАНЫЕ перчатки и варежки, забытые и потерянные в давке пассажирами, они будут собирать и еженедельно отдавать Вове, в обмен на две бутылки водки каждой смене в месяц.

И дело пошло.

Из собранного угрюмыми мойщицами «кожсырья» у Вовы получалась одна куртка в неделю, помнишь, на заре перестройки, такие кожаные куртки «из кусочков»? Стоили они (вместе с гремящими заклёпками и с подкладкой – мешком) по две с половиной тысячи «деревянных» при окладе лейтенанта в триста пятьдесят рублей…

Особо ценились кусочки с тиснением, всевозможными узорами и «фильдеперсами» - журнал «Бурда» жарко дышал в затылок и отставать от моды было нельзя. Вершиной дизайна стали, конечно, длинные женские пальто из тех же кусочков, а они стоили совсем уж неимоверных денег…

Вова расцвёл.

Организации непрерывного производства, конечно, мешала сезонность ношения и, следовательно, теряния перчаток и варежек, но вырученных с октября по май денег с лихвой хватало на всё. Это был первый и, на моей памяти, последний случай честного зарабатывания «стартового капитала» в, тогда ещё, СССР. Уже через два года Вова (щедро «подмазав») получил квартиру и (не «мазав») очередное воинское звание старшего лейтенанта.

Окончание третьего сезона работы новоявленного «кутюрье» было увенчано приобретением подержанной «шестёрки» и твёрдой уверенности, что с армией надо кончать. Служба мешала бизнесу, и Вова бросил службу. Служба не обиделась на Вову. В конце восьмидесятых вообще никто, кроме журнала «Огонёк», ни на кого не обижался, лихое было время.

Потом был швейный кооператив, но идея изжила сама себя – с челноками из Польши Вова в одиночку бороться не мог – торговля «по бартеру» краснодарским шротом (жмых от семечек) в обмен на сельскохозяйственные миникомбайны, попытка открытия продуктового магазина и августовский дефолт. Разборки, нервный срыв, выход из нервного срыва, алкоголь, выход из алкоголя и открытие производства кухонной мебели. Покупка цехов развалившегося завода «Русский дизель», организация там мебельного производства, пожар и открытие клиники мануальной терапии. Развод с женой и поездка в Тибет. Открытие дизайн-салона «Катера и яхты», обретение новой жены и (вроде бы) семейного счастья. Создание школы кулинарного искусства и разочарование в семейном счастье…

И вот теперь он сидит за столиком, напротив меня, седой и богатый, и спрашивает, в чём сила, брат? А я не знаю, что ему ответить.