О том, что не бывает плохих народов, знают все, а вот то, что среди замполитов встречаются вполне приличные люди, догадываются немногие.

Капитан 2 ранга Ключников Валентин Андреевич, в обычной жизни Клюха, свалился к нам на должность заместителя командира дивизиона по политической части с атомных подводных лодок северного флота. Там он тоже был замполитом. А вот начинал он службу артиллеристом на морском тральщике Каспийской флотилии. Был он тогда молодым, стройным и энергичным лейтенантом, и служил бы себе потихоньку, если бы на его корабле матрос не застрелился из зенитной установки 2М-3. Просто зарядил установку из кранца первых выстрелов, и, воспользовавшись тем, что весь экипаж болел за своих на спартакиаде, встал перед стволами и с помощью нехитрого приспособления произвел выстрел. Самоубийца оставил предсмертное письмо, из которого следовало, что причиной его поступка стала изменившая ему девушка, но, как известно, на флоте не бывает так, чтобы никто не был виноват. Кранцы первых выстрелов убрали, а Клюхе рекомендовали сменить место службы. Так он оказался на Севере. Там артиллеристы были не нужны, зато остро не хватало политработников. И Клюха стал инженером человеческих душ. Когда он растолстел так, что перестал пролезать в рубочный люк, его перевели к нам. Появился он в самый разгар лета, и сразу сомлел от жары, его организм не узнал мест, где начиналась его офицерская служба. Акклиматизацию он проходил, не выходя из кабинета, где сидел, раздевшись до пояса и направив на себя два вентилятора, напоминая статую Будды, ибо в дополнение к тучности, был лупоглаз и толстогуб, обильно потел и материл погоду и кадровиков, заславших его в это пекло. Мы еще тогда не знали, что Валентин Андреевич оценивал деятельность замполита по степени причинения вреда службе: чем меньше принес вреда, тем лучше замполит. Полностью исключить вредоносность своих коллег, он считал невозможным.

Его предшественник капитан-лейтенант Зуев был замполитом стопроцентным, считал себя истиной в последней инстанции, и любил разбираться с командирами по поводу справедливости наложенных ими на матросов взысканий. Поймает, например, офицер матроса пытающегося пронести на корабль водку, разобьёт бутылки, а матрос бежит к заму, жалуется, и офицера тащат на ковер.

- Вы не должны были разбивать бутылки!- говорит зам с умным видом, - За них деньги уплочены!
- А что же, по-вашему, я должен был сделать, способствовать пьянке на корабле?
- Нужно было пойти с матросом в магазин, вернуть водку, а деньги отдать матросу.
- Так он же на них снова спиртное купит!
- А это не ваше дело. И, вообще, сильно не умничайте! Здесь поумней вас сидят! Оплатите матросу ущерб. А то я вас… Потом еще раз… и научу свободу любить!!!

О матросе, как правило, забывали, а многие офицеры после таких разбирательств начинали плохо видеть проносимое на корабль спиртное, ну просто в упор его не замечали.

Зуев процветал, два звания получил досрочно, и готовился получить третье, но тут выяснилось, что все представления он писал сам, подделывая подпись комдива, и его перевели с повышением, а его место занял Клюха.

Когда в его кабинет примчался первый жалобщик, Клюха так удивился, что даже выслушал его не перебивая. Глаза у него при этом выкатились из орбит, как у глубоководной рыбы резко вытащенной на поверхность, шея побагровела, живот угрожающе заколыхался. Когда матрос закончил, Клюха выдвинул ящик стола, достал оттуда какую-то книжку и, послюнявив палец, стал в ней что-то лихорадочно искать.

- Ах ты падла! - отыскав нужное место взревел он- Ты же преступник! Тебя судить надо, а ты мне здесь фуфло гонишь! Дисбат по тебе плачет!

Ошалев от такого приема, матрос попятился к двери, но Клюха, с неожиданной для его комплекции резвостью, перехватил жалобщика, прижал его огромным животом к стене и принялся его туда «втирать».

Больше матросы с подобными жалобами к нему не ходили.

Приобретенные на службе болезни Клюха предпочитал лечить народными средствами, рассматривая современную медицину как что-то вспомогательное. Сочетание научных и народных способов лечения иногда приводят к поразительным результатам. Однажды у него полезли камни, и загремел наш замполит вместе с камнями в госпиталь. Там ему кто-то посоветовал народный, и сами понимаете, безотказный способ избавиться от булыжников, для чего следовало забраться в ванну с горячей водой и, сидя там, пить много пива. Клюха решил, что способ прост и гениален, полностью соответствует физике тел: пиво создаёт в каналах, где застряли камни избыточное давление, высокая температура эти каналы расширяет, и камни покидают родной организм, и приступил к лечению. Ящик пива мы ему принесли, и сказав: «Горячо, бля!» болезный забрался вечером в ванну. Когда пиво закончилось, его слегка развезло, захотелось спать, и Клюха перебрался в палату. Пиво есть пиво, и через некоторое время, не до конца проснувшись, он решил, что пора несколько снизить давление в организме, и отправился по коридору в сторону гальюна. Я уже говорил, что Клюха не до конца проснулся, и потому вместо гальюна свернул в гардероб, ошибки не заметил и соорудил в нем пруд с коническим островом, что говорило о его, несомненно, вулканическом происхождении, посредине. В автоматическом режиме он добрался до палаты и продолжил безмятежный сон.

Утром возмущенные эскулапы Клюху вычислили, быстренько выписали, и прямиком направили к члену военного совета (ЧВСу), где его ждала беседа о высоком моральном облике политработника. Но, опережая его, по флотилии разнесся слух о случившемся. Еще бы, ведь не каждый день замполиты гадят в гардеробе! Прихода Клюхи на дивизионе ждали с нетерпением.

- Пока на Шишку влез (это он о штабе флотилии), все ноги до самой жопы стёр! - ворчит виновник торжества и мечтательно добавляет, - Член (ЧВС) меня дерёт, а у него кондишен! Хорошо! Так бы лёг на диван, и пусть себе дерёт до вечера!

На отмечание праздников начальствующим составом под руководством командующего в ДОФ он никогда не ходил, приговаривая: «Пить с начальством, всё равно как львицу трахать. Страха много, удовольствия мало!», но всегда принимал участие в обмываниях званий и по другим поводам с командирами кораблей. Когда комдивом стал карьерист Близнюк, Клюха стал выполнять роль кранца между командирами и не в меру ретивым начальником.

- Став на путь карьеризма, с него не сворачивают! - говорил он, не без сожаления.

А однажды он спас меня от партийного выговора. А дело было так.

Служил на нашем дивизионе старший лейтенант Пашкевич по прозвищу Паштет, тот самый, что иностранку ублажал с классовой ненавистью, личность малопривлекательная. Клюха его терпеть не мог. Собрались мы у рубки дежурного на утренний доклад, ждем начальство, и начал меня Паштет доставать.

- Отойди! Не доводи до греха! - несколько раз говорил я ему, но он не унимался, видимо вдохновленный тем, что его назначили командиром, и он показывал всем, что теперь он с нами на равных, плеснул мне за шиворот воду из графина и тут же встретился с кулаком.

Нелепо взмахнув руками, он рухнул под ноги подошедшему комдиву и там затих.

Нас тут же потащили на партийное бюро.

Вернее я пошел сам, а Паштета повели. Установив, что пострадавший еще не пришел в себя, начали с меня.

- Безобразный поступок недостойный офицера… мордобой на глазах начальников… - это Близнюк обо мне.

В вопросах достоинства он у нас большой специалист, особенно когда напивается, и мы прячем его от посторонних глаз.

Сейчас он демонстрирует начальническую «принципиальность», и, похоже, собирается требовать моего заклания. И тут вмешивается Клюха.

- Не стоит горячиться и бросаться громкими фразами! - говорит он, - Все видели, что Пашкевич сам нарывался, и получил он по заслугам! Его пытались урезонить, но бесполезно. Так что нечего из мухи слона раздувать, а то сразу «недостойно офицера». Недостойно офицера позволять себя оскорблять, а здесь человек просто не сдержался. Думаю, дураков не вредно время от времени бить. Вот увидите, Пашкевич резко поумнеет. Так что, думаю, достаточно этого разговора. А вот Пашкевича пора на место поставить.

На том со мной закончили и взялись за Паштета. Он слушал рассеянно, все еще пребывая в состоянии нокдауна. Когда Паштету воткнули строгача, Клюха сказал, потирая от удовольствия руки: «Ограничиваемся строгим выговором потому, что по роже ты уже получил!»

А Паштет действительно резко поумнел. Когда мы выкатились с партбюро и закурили, он вполне осмысленно произнес: «Ну, дал мне по рогам, но зачем же так сильно?!»