Прибалтийская весна чудила. Во второй половине марта температура воздуха поднялась до +12 градусов, а после двадцатого числа стало совсем жарко, до +18 градусов в тени. На солнце совсем невмоготу, потому, что народ, в силу привычки, одевался еще по-зимнему. А так как во Флоте все делается иной раз по странным закономерностям, офицеры изнывали в шинелях и шапках. Зато в минувшем ноябре, стоя на плацу в фуражках и плащ-пальто под пронзительным ветром при –5 градусах, застывали на построении очередными «карбышевыми». Когда муж, согласно приказа, облачился, наконец, в шинель, я отдала плащ-пальто в химчистку, после чего, как всегда, повесила на спине ленту с четырьмя таблетками нафталина от моли, закрепив английской булавкой к краю воротника.

Первого апреля с раннего утра, по телефону, все были оповещены о смене формы одежды. Грузную, запыленную шинель можно было пока убрать.

Первое апреля, День смеха, был обыкновенным рабочим днем. Муж срочно готовил фуражку, нервно искал белый шарф и перчатки, а я собирала в школу дочь, Юлию, весьма рассеянную первоклассницу. Наконец, домочадцы ушли и я, проверив, не оставлены ли включенными утюг, газовая плита, краны в ванной и на кухне, телевизор, свет в ванной, туалете и прихожей, тоже отправилась на работу. Трудовой день прошел довольно весело. В моей воинской части нас, женщин, было трое, и мужчины устраивали друг над другом шутки и розыгрыши, видя в нас веселую благодатную публику. В таком легком, веселом настроении я вернулась домой. Юлька взахлеб рассказывала, как прошел День смеха в школе. Еще толком не умея шутить, первоклашки веселились не всегда безобидно, и кто-то обижался, и плакал.

В ожидании отца со службы, мы с энтузиазмом лепили пельмени, в которые иногда вместо мясного фарша закладывали сахар, конфетку, изюм, однокопеечную монетку и даже маленький рисунок с чертенком.

Муж пришел мрачнее тучи. Наше радостное щебетанье быстро смолкло.

- Юра, что случилось?

- А ты ничего не знаешь? – с издевкой спросил муж. - Ты тут совсем ни при чем? Да?

- Да что случилось? Не знаю!

- Я понимаю любые шутки, но такой глупости от тебя не ожидал!

- Какие глупости?! Да мы тебя еще не разыгрывали, вот только сейчас налепили пельмени с сюрпризами!

- А это кто мне налепил? Не ты ли? - Муж показал нафталиновую ленту.

- О, господи, утром я проверяла собран ли портфель дочери в школу и не видела, как ты уходил.

- Не надо! Я, как дурак, прошел с этой штукой весь гарнизон до части! Потом через весь плац до своей роты! И в толк взять не мог, почему половина построенного на плацу личного состава во главе с командиром части, замполитом, дежурным по части ну просто с ног валятся от хохота. И это за минуту до подъема флага! Флаг вовремя не подняли! Скомандовать некому! В дудку дуть некому! Под флагштоком истерика! Только стал во главе своей роты, как кто-то дернул меня сзади.

Оборачиваюсь, мой замполит, еле живой от смеха, что-то засовывает мне в карман. Спрашиваю строго:

- Что за шутки в строю? - А они у меня за спиной, скорчившись, просто рыдают от смеха. В конце дня гадский политотдел устроил конкурс на лучшую шутку. На, получи от них подарок!

Муж швырнул на стол два томика Ильфа и Петрова.

- Совершенствуйся!

Приступили к грустному ужину. Я уже боялась, что мужу попадется «веселый» пельмень. Дочь все ныла:

- Папочка, прости мамочку! Она не хотела! Это я виновата! Когда мы с тобой утром спускались по лестнице, я видела эти штуки у тебя на спине, но думала, что это как раз та новая форма одежды, о которой ты маме рассказывал.

- Ну, вся в мать! - рявкнул муж, - и тут же расхохотался. Он смеялся долго, до слез, в подробностях вспоминая, как все было. Смеялись и мы с дочкой. Ужин удался.

С тех пор, первого апреля, собираясь на службу, муж миролюбиво говорил мне:

- Наталь, не подходи, а!