Зима. Утром я встал, подошел – а за окнами снег. Пушистый. И сразу радостно как-то.

Мы жили на юге, и снег там выпадал редко. Можно было не ходить в школу, потому что снег – это непривычно, школа не приспособлена или что-то в этом роде, и всех отпускали домой. А мы играли в снежки. До одури. И все мокрые были, и никто не болел.
А потом мы жили на севере, и там зима была долгой. В редкие оттепели за окнами слышна была капель, и мы ели сосульки. Они свисали с низких крыш и козырьков над подъездами домов. Их можно было отломить.
Мамы за нами следили. Чуть чего слышишь: «Опять сосульки ели!» – «Нет! – говорили мы отважно, – Не ели мы сосулек!»

А сосульки были очень вкусные.

Зимой мы кормили птиц. Воробьи и голуби ждали нас у самых дверей. Чуть поодаль сидели недоверчивые вороны. Они подходили потом, когда мы уже рассыпали хлеб и крошки.
А синички – те залетали прямо в ладошку. Они зависали ненадолго в воздухе, рассматривая то, что есть в руке, а потом стремительно исчезали.

Однажды синичка села мне на руку. Она склевала несколько крошек и отлетела в сторону. Крошки ей не понравились.

Она полетела к другим синичкам, которые были не так смелы и сидели на снегу поодаль целой стайкой.

«Ну, что там?» – спросили они у смелой синички.

«Да так, ничего особенного!» – чирикнула она им, и вся стайка сорвалась с места.

– Им сала надо дать! – сказала мне старушка на скамейке. Я ее совсем не заметил, такая она была маленькая и незаметненькая.

– Какое сало? – спросил я.

– Такое! Сало синички зимой едят! Чтоб согреться.

И я потом вынес сало. Синичек вокруг уже не было, и я прикрепил кусочек сала на веточке дерева под нашим окном.

Когда я отошел, к дереву полетела ворона. Она внимательно все обскакала, и нашла оставленное мою сало.

Зимой я одевал моего маленького Сашку в кучу одежек. Одна на другую, одна на другую – сверху комбинезон.

Сашка сопит, ему неудобно и жарко. Он торопится на улицу. Там нас ждут санки и горки. Мы идем кататься.

В комбинезоне кататься легко – если санки перевернуться, то дальше Сашка катиться уже без них на попе. Это очень удобно. Вот только писать не удобно.

«Хочу пи-пи!» – говорит мне Сашка строго. Он уверен, что я существую на этом свете только для того, чтоб ходить с ним гулять, а потом расстегивать ему комбинезон на морозе, если он захочет «пи-пи».

Ну, что тут поделать? Мы отходим от горки в сторону, и там я ему все расстегиваю, а потом копаюсь, копаюсь, копаюсь в том, что на нем надето, нахожу, наконец, то, с помощью чего мы будем делать «пи-пи», достаю это все и держу.

А он не писает.

«Ну, что же ты?» – говорю я Сашке.

«А ты, что ли, не знаешь, что надо подождать?» – говорит он мне.

Так что мы еще какое-то время ждем, и только потом писаем.

Сложное это дело. Особенно зимой.

– Надо трудиться! – говорит мне бабушка. Мне пять лет, и мы с ней беседуем о труде.
– А что такое «трудиться»? – спрашиваю я.
– Трудиться – это значит выполнять какой-то труд, – говорит мне бабушка.
– А что такое труд? – не унимаюсь я.
– Труд – это когда ты что-то делаешь полезное.
– А если я ем мороженное – это будет труд?
Бабушка видит меня насквозь.
– Нет. Это же не полезное. Мороженое тебе нравится. А труд – это то, что может и не нравиться.
– Зачем же тогда делать то, что не нравится?
Бабушка думает, потом говорит:
– Труд – это то, что надо делать каждый день: надо пол подметать, надо обед готовить, надо стирать, выносить мусор, мыть посуду. Вот папа и мама работают, зарабатывают деньги, приносят их домой, а мы с тобой ходим в магазин, покупаем продукты, убираем и готовим обед. Все трудятся.
– И даже Сережа с Валерой?
Сережа с Валерой – это мои младшие братья. Сереге – четыре года, а Валере – два, и он все рвет и портит.
– Нет, – говорит бабушка, – Они еще маленькие, но они будут смотреть на тебя и со временем, тоже будут трудиться.
– А когда это «со временем»?
– Через год начнет трудиться Сережа, а Валера – через два года.
– А год – это скоро?
– Нет. Вот недавно был Новый год, а потом пройдет зима, потом настанет весна, потом будет лето, затем – осень и снова зима и настанет еще один Новый год. Когда все это происходит, говорят: «Прошел год!»
– Так долго?
– Да. А пока все должны трудиться.
– И я должен?
– И ты.
– А если я не хочу?
– А если ты не хочешь, то тогда папа и мама, будут делать то, что должен делать ты и у них меньше времени останется на то, чтобы зарабатывать деньги, а значит, они меньше их получат, и потом они купят тебе одно мороженное, а не два. Понятно?
– Понятно. А если я захочу три мороженых, то я должен буду еще больше трудиться?
– Правильно. Ты должен мыть посуду, смотреть за младшими братьями, убирать свою кроватку и подметать. Чем больше хочешь получить, тем больше надо трудиться.
– Знаешь, бабушка, – сказал я, – Я так тут подумал, что мне и одного мороженного хватит.

– Бабушка! – спросил я, – А что такое семья?
Мне было пять лет, и на все мои вопросы отвечала бабушка, потому что все же работали. – Семья – это мы: твои мама, папа, я, ты и два твоих брата.
– А правда, что «семья» означает, что это как «семь раз я»?
– Ну, можно и так сказать, – задумалась бабушка, – Ведь мы же все друг другу родные люди. Мы очень похожи друг на друга, и можно сказать, что все мы, как семь одинаковых людей. Правда, нас только шестеро. У нас нет дедушки, а в других семьях есть и дедушка. Вот и получается: папа с мамой, дедушка с бабушкой и три ребенка. Поэтому и «семь-я».
– Но я же на тебя совсем не похож! – сказал я.
– Как это, не похож? – подвела меня бабушка к зеркалу, – Смотри – одно лицо!
– Да нет же! – смутился я, – Ты же бабушка, а я – мальчик.
– А мы похожи не потому, что я бабушка, а ты – мальчик. Мы давно живем вместе и понимаем когда кому-то из нас тяжело, или кто-то устал, и тогда мы просим всех вести себя тихо, чтоб человек отдохнул.
– А Валерка не ведет себя тихо!
– Это потому что он еще маленький, ему всего-то два годика, но если ты будешь вести себя тихо, то и он будет. Он же берет с тебя пример. Ты для него – старший брат. Он во всем тебе подражает. Разве это не заметно?
– Не очень. А Сережка мне тоже подражает?
– И Сережка.
– А почему он тогда со мной дерется?
– А потому что он только на год тебя младше, и не всегда согласен с тем, что ты старший. – Вот я ему дам посильней по шее, чтоб он понял, наконец, кто из нас старший.
– А разве папа тебе дает по шее, чтоб ты понял, что он старший?
– Нет.
– Как же он без этого обходится?
– Не знаю. Как-то обходится.
– И тебе надо подумать, как без этого обходиться.
– Я подумаю, бабушка.

Я подумал, но через полчаса мы опять с Сережкой дрались.

А все из-за того, что он взял мои игрушки.

У меня два брата. Зовут их: Серега и Валерка. Мне – пять лет, Серега младше меня на один год, а Валерка – на три. Живем мы с мамой, папой и бабушкой очень дружно, если только, конечно, Сережка со мной не дерется.

А дружим мы с Толиком. Толик – это наш сосед. Он очень добрый и очень большой. Ему почти пятнадцать лет.

А добрый он потому, что никогда нас не задирает и не дает нам подзатыльники, даже когда взрослых рядом нет.

А Славик – злой. Он тоже наш сосед и ему тоже пятнадцать. Он мне как-то так врезал, что у меня в глазах потемнело. Я тогда ему ничего не сказал, потому что совсем от него этого не ожидал. Просто я шел мимо, и никого на лестнице не было. Тут он мне и дал по затылку, а потом улыбнулся гадко и говорит:

– Давай, вали отсюда, а то еще получишь!

Я тогда очень сильно плакал. Только я плакал так, чтоб никто не видел. С тех пор я решил, что когда я вырасту, то первым делом убью Славку. Сильно я его ненавидел.

А Толика мы все любили. Он приходил к нам домой, и мы устраивали там-тарарам, как говорила наша бабушка, потому что мы на него набрасывались все втроем, хватались за его шею, и висли на нем, а он нас таскал по комнате и смеялся.

За это мы его и любили. Он с нами играл. Вот только про Славку я ему не рассказывал. Он бы меня защитил, конечно, если б я ему все рассказал, но я решил, что я сам должен за себя постоять. Как-то на лестнице я шел с Серегой, а Славка стоял у окна, и на этот раз от него досталось Сереге. Серега сразу заплакал, а потом бросился на Славку с кулаками.

И я тоже бросился, потому что Серега же мой младший брат, и я должен ему пример подавать, хоть мне и было тогда очень страшно.

Вернее, я не помню точно, было ли мне тогда страшно, потому что не успел сообразить. Как только Серега заревел от обиды, так во мне что-то внутри случилось, и я даже не вспомнил, что я Славку боюсь.

Я просто на него набросился.

Ну, и досталось нам обоим.

Зато я потом Сережке сказал:

– Никому не рассказывай, ладно?
– Ладно!
– Не бойся его. Я когда вырасту, то все равно его убью, потому что он злой.

А Серега мне сказал тогда:

– Я тоже хочу с ним драться, когда вырасту. Вместе мы его убьем гораздо быстрее.

Много времени прошло с тех пор. Мы выросли, и разъехались кто куда.

Как-то я встретил Славку на улице. Он меня, конечно же, не узнал, а вот я его узнал сразу.

Вот только был он уже гораздо меня слабее, поэтому я и не сказал ему ничего.

Просто посмотрел ему вслед.

Наверное, мой брат Серега был гораздо смелее меня. Он и на чердак один лазил, и на крышу выбирался, и дрался во дворе со всеми подряд, и со скалы в море прыгал.

А я вот никак не мог все это проделывать, потому что в груди становилось холодно и сердце сильно билось.

Так что я считал, что я трус.

– Бабушка! – подходил я к бабушке, – А что такое смелость?
– Смелость? – снимала очки бабушка и откладывала свою книгу в сторону. – Смелость – это преодоление страха. Когда человек преодолевает свой страх, то это и есть смелость.
– А если человек не преодолевает свой страх, то он трус?
– Ну, если человек позволяет страху овладеть им, то есть, страх парализует все его мысли и чувства, то он трус.
– А что такое «парализует»?
– Это когда внутри у тебя становится холодно, и ты весь сжимаешься и ни о чем не можешь думать. Все совпадало, значит, я – трус.
– А если человек не позволяет, - не отставал я от бабушки, – а страх все равно им овладевает, то он – трус?
– Нет, он не трус. Трус никогда не скажет себе, что он чего-то боится. Если человек осознает свой страх, то это означает, что он с ним борется, то есть, он уже не трус.
– А что значит «осознает»?
– Это значит, что он понимает то, что с ним происходит. Ясно?

Ясно. Я – трус.

То есть, я не совсем, наверное, трус, но, по большей части, чаще всего – трус, конечно.

От бабушки я ушел очень расстроенным.

А потом я спас Юрку.

Юрка плохо плавал, и я взялся его обучать. Мы с ним доплыли почти до буйков, когда Юрка повернул ко мне испуганное лицо и сказал:

– Саша! Я больше не могу!
– Как это не можешь? – крикнул я – Плыви сейчас же!

И тут Юрка ухватился за меня и обвил мое тело ногами и руками – мы с ним камнем пошли на дно. Там он разжал руки, и мы вынырнули на поверхность.

– Саша! Саша! – говорил Юрка, но как только я к нему приближался, он впивался в меня так, что мы немедленно скрывались под водой.

Это продолжалось очень долго, а потом я нащупал ногами дно.

– Берег, Юрка! Мы стоим! – крикнул я, и в эту минуту силы оставили моего друга. Он повис у меня на руках. Я его еле на берег вытащил.

Мы лежали и тяжело дышали.

Потом мы поклялись никому ничего не рассказывать.

С тех пор я перестал считать себя трусом.

Мы с бабушкой читаем про приключения Буратино. Там в коморке Папы Карло был нарисованный очаг.

– А что такое коморка, бабушка?
– Коморка – это очень маленькая комнатка.
– А что такое очаг?
– Очаг – это место, где разводили огонь. Раньше пищу готовили на открытом огне. Было такое место в доме, где можно было его разводить. Там было место для дров, над ними можно было повесть котел, или чайник, а дым уходил в трубу.
– Дома можно было разводить костер?
– Его можно было разводить только в очаге. Вокруг собирались все домашние и готовили пищу сообща, а потом ели ее здесь же и грелись у огня, потому что, зачастую, это было единственное теплое место в доме. Все это занимало много времени, а общий труд и общая трапеза сплачивала людей. Они лучше дружили.
– А что такое трапеза?
– Трапезой назывался обед за одним столом. Все садятся и едят. Это и есть – трапеза. В стародавние времена еда объединяла людей. Тогда же и придумали выражение «тепло домашнего очага». И сам дом был больше, чем просто дом. Домом называлось содружество родственников. Про дружные семьи говорили: «у вас хороший дом» или «у вас очень теплый дом».
– А у нас хороший дом?
– У нас – хороший!
– И даже когда я с Сережкой дерусь?
– Даже тогда.
– А здорово, правда?
– Правда, – улыбалась бабушка.

Эй, дружок! Я расскажу тебе о море. Оно очень большое и сильное.

Когда нет ветра, то на море штиль. Тогда совсем нет волн и море гладкое, тихое. А если поднимается ветер, то на море шторм. Волны поднимаются высоко и идут прямо на тебя. Они могут быть высотой с двухэтажный дом. Тогда надо нырнуть под волну, и она пройдет у тебя над головой. В детстве мы ныряли на спор: кто дольше под водой продержится. Выигрывал всегда мой брат Серега. Он мог продержаться под водой целых четыре минуты.

Под водой очень красиво. Если море теплое и оно в жарких странах, то под водой на скалах будут кораллы. Там живут разные рыбки. Они синие, желтые, фиолетовые, оранжевые, красные. В крапинку, в полоску, с пятнышками. Есть рыбки хищные – они едят других рыбок или рачков, а есть такие рыбки, которые едят только водоросли. А есть рыбы-попугаи – они едят сами кораллы, перемалывают их острыми зубами во рту, похожем на клюв, а потом они выбрасывают наружу только белый песок. Поэтому рядом с кораллами всегда белый песок.

В подводном мире живут и самые большие хищные рыбы – акулы. Это быстрые и прожорливые хищники. Все, что плавает на поверхности, акулы считают едой. Если они замечают что-то на поверхности, они подплывают и долго плывут рядом.

Акулы едят только рыбу, но иногда они могут попробовать на зуб и то, что совершенно несъедобно – руль моторной лодки или лопасти остановившего винта. Они хорошо улавливают электрические волны, а от работающего винта, такие волны исходят. Вот акулы и пробуют – а вдруг это такая необычная рыба?

А еще под водой можно встретить морских черепах, змей, тюленей и китов.

Киты – самые большие животные на земле. Они мирные животные и едят планктон или мелкую рыбу. Только кашалот – большой зубатый кит – может погружаться в глубины океана. Он ныряет за гигантским кальмаром. Этот кальмар может достигать десяти метров в длину.

Дельфины – самые быстрые из китообразных. Они питаются мелкой рыбешкой, и всегда не прочь поиграть. Играют они и с человеком в море, но только они должны сами этого захотеть. Подплывать к дельфинам под водой нельзя. Они могут принять все это за нападение.

Касатки – самые большие дельфины – считаются самыми опасными хищниками. Стаей они нападают даже на других китов, тюленей и акул. На людей они тоже могут напасть, хотя такие случаи очень редки.

Вообще, под водой действует правило: ничего не трогать руками. Даже маленькие рыбки охраняют тут камни и кораллы, которые являются их домом.

Поэтому попал под воду, веди себя очень спокойно. Ни к кому не приближайся и никого не трогай.