Да, наши подводники всегда получают не то, что они хотят, а то, что на сегодняшний день может наша промышленность.

И вы знаете, в чем состоит особенная прелесть?

Она состоит в том, что у того, что тебе вручает промышленность, есть некоторые режимы работы, при которых самая замечательная техника становится опасной для жизни.

И вот сведения об этих самых режимах, как и прочие особенности и свойства средств, систем, и материалов, из которых их сварганила наша промышленность, теряясь где-то там на самом флотском верху, остаются для обычных подводников такой большой загадкой, что озарение к ним приходит, порой, только в самый разгар катастрофы.

Знаете ли вы, что это означает? Это означает: что на флот не дай, все будет зависеть от человека. От того, как он по лодке ходит, бродит, дышит, ест и испражняется.

Означает ли это, что космический корабль вручают обезьяне?

Ну, зачем же так!

Мы же жить хотим, так что мы-то стараемся.

Мы изо всех сил стараемся понять и, каким-то образом, узнать то, о чем нам забыли сказать, чтоб, значит, не только уцелеть телесно, но и корабль довести к берегам отчизны милой.

Так что дорогие судостроители, а так же дорогие бюро проектанты подводных лодок и дорогие судоремонтники! Если у вас есть полный перечень опасных в эксплуатации, но, тем не менее, разрешенных к внедрению на кораблях устройств, механизмов, систем, режимов и материалов, из-за которых мы потом и терпим самые различные бедствия, то вы уж проследите за тем, чтоб он был передан в Главное управление эксплуатации и ремонта, Управление по боевой подготовки и другие прочие управления и самые разные места в нашем горячо любимом военно-морском флоте, где потом самым тщательным образом разработают комплекс мер по нейтрализации их пагубного воздействия на человека и на среду его временного обитания – боевой корабль.

А санкционирует применение всего этого безобразия на флоте сам Главнокомандующий.

Так что, (еще раз) всем спасибо и (еще раз) огромная просьба, чтоб, то есть, все это не потерялось в недрах жопы его замечательного Главного штаба – ведь одна нога там и вовсе не ведает, что делает другая – и дошло бы, в конце всех концов, до несчастных подводников, и не только до них.

А то ведь если оседлать быка, сделанного матушкой природой, то и пенять, в том случае, если он тебя покалечит, можно только к его прародительнице, а если сесть на подводную лодку, ни о чем не подозревая, то к кому потом адресовать все эти проклятья, как вы считаете?

И еще хочется сказать, что мы отличаемся от летчиков-испытателей тем, что им-то порой говорят, на чем они будут летать и в чем там основная штука, а вот нам – нет. А посему…

Подводника надо учить!

Хочется повторить это еще раз, потому что с первого раза до нашего флотского начальства эта мысль ну никак не доходит. Так что, еще раз: подводника надо учить!

Нет, вы знаете, я, все-таки, не уверен, что они услышали. Давайте большими буквами напишем: ПОДВОДНИКА НАДО УЧИТЬ! УЧИТЬ! УЧИТЬ! УЧИТЬ, ЕБ ВАШУ МАТЬ!!!

Вот теперь хорошо! Вот теперь просто здорово! Замечательно просто! Дивно! Чудно! Теперь можно обпиться чего-нибудь горючего, а потом обрыдаться!

Пусть теперь попробуют сказать, что им никто это не говорил, и что подводник учиться сам по себе.

Потихонечку.

Когда заборы красит.

Да, да, да! Чуть не забыл вот еще что: в подводники не надо набирать кого попало. Я думаю и эту мысль надо выделить большими буквами.

Так что еще раз: В ПОДВОДНИКИ! НЕ НАДО!!! НАБИРАТЬ!!! КОГО!!! ПОПАЛО!!!

Набирать – по росту, там или же по размеру, на улице или во время какой-нибудь облавы. Они же должны сохранять все качества своей чудесной души в полном одиночестве, при крене и деференте, когда все встает на попа, когда все летит к чертовой матери, вперемежку с запасными частями, когда все взрывается или катится куда-то в полной темноте, в ледяной воде, в дыму и при пожаре.

Они же не должны удивляться тому, что на них наплевали, что их забыли, что от них отреклись, бросили в отсеке, оставили догорать или умирать.

Это специальные люди, пойти вы, наконец! Это штучный товар, их мало. Их очень мало водится в природе.

Их надо искать, находить, ублажать, нянчить, лелеять, и готовить всячески, чтоб потом посадить их на корабль, где уже они потом и повстречаются со многими и многими неприятностями.

И вот еще что. Было бы здорово, если б корабль строился бы на глазах у экипажа.
Чтоб они участвовали в монтаже, наладке и всех испытания.
А то ведь у нас «два пишем, а три в уме».
Вот, хотелось бы, чтоб подводники были в курсе того, что в уме.

Да, и вот еще что! У нас есть Курс боевой подготовки, согласно которому подводника и учат, учат, учат. Так вот он, этот, Курс, предусматривает, что при смене экипажа на 30 процентов, он должен быть выведен из линии!!! То есть, это уже не экипаж, это сброд, толпа, это сборище! А чтоб они снова стали экипажем надо ЗАНОВО ПРОХОДИТЬ ВЕСЬ КУРС ПОДГОТОВКИ!

И из отпуска людей не надо отзывать!

Отпуск – он для того и дается, чтоб силенки восстановить, и опять за дело приняться.

И сразу после автономки нельзя загонять людей в море! НЕЛЬЗЯ!

Почему? Потому что они такого наделают – три института не разберутся.

А у нас загоняют, у нас отзывают из отпуска, у нас если человек ходит в море, то его этим море так затрахают, так затрахают – так! и так! и так! – что он уже и на человека-то не будет похож. А потом – как ахнет! АХНЕТ КАК!

Просто до самых небес! На весь мир! И так, чтоб на века!

Вот тогда и появляются те, кто нас в море загоняли, и вот тогда они и спрашивают, с оставшихся в живых: как это вы так здорово служили, что все вокруг погубили?

Блядь! Блядь! Блядь! Других слов просто нет!

А я вам расскажу, как надо подводника готовить. Надо завязать ему глаза, надо раскрутить его в отсеке, а потом оставить в покое, и чтоб он на ощупь определил: где у корабля нос, а где корма, и что там за приборы он только что ощупал. И еще он должен знать, что дыма у пола меньше, и еще он должен уметь задерживать дыхание на минуту, и во время этой минуты он должен искать и находить выход из отсека.

А еще он должен в это время находить и включаться в индивидуальные средства защиты органов дыхания.

Я уж не говорю про легководолазную подготовку. Ее надо проводить как в специально оборудованных помещениях, так и у пирса, погружаясь в море. Да, да, именно так, чтоб подводника ужас не охватывал при надевании на себя этого кошмарного индивидуального дыхательного аппарата ИДА-59 и этого жуткого гидрокомбинезона от ИСП-60.

Господи, сколько раз я выходил в море на неисправной технике, с межпоходовым ремонтом, сделанным только на бумаге, с людьми, прикомандированными на корабль в последний момент, в последний день, в последний час, в последний миг.

Сколько раз мы приходили с моря и нас тут же разворачивали под замену ракет и выгрузку торпед, под пополнение боезапаса, под погрузку продуктов до полных норм.

Сколько раз мы сдавали все задачи, сваленные в одну кучу, принимали корабль в диком вихре, впопыхах и наспех как попало.

Сколько раз нас вызывали из отпуска, засовывали на борт и выпихивали в море.

Служба навсегда, все двадцать четыре часа, контрольные выходы без сна, боевые тревоги, боевое дежурство, боевые выходы, боевые стрельбы, боевые зачеты, боевые комиссии, предъявления и еще черти что.

Только разменяешь новый год – и его уже нет. Кончился. Потом – следующий, и еще и еще…

«Разрешите в академию?» – «А плавать кто будет? Эти идиоты? С кем я останусь? Ты что, уже в должности восемь лет? Нет? Вот когда будешь в должности восемь лет, тогда и подойдешь!» Через несколько лет, когда в должности уже восемь лет: «Разрешите в академию!» – «А ты рапорт написал?» – «Нет!» – «Пиши!» – «И когда мне разрешат?» – «Ну, через год рассмотрим твой рапорт, и тогда…» – «Так я же тогда прослужу уже девять лет!» – «Ну и что?»

Через десять лет предложили сами: «Чего не пишешь рапорт в академию? – на что я ответил: «Идите на хуй!»

Поговорим об образовании. Образование подводника проходит в специальных учебных центрах, но в базах таковые не имеются, а то, что имеется, центром подготовки подводников язык не поворачивается назвать. Да и времени нет, так что все учатся как попало друг у друга. Матросы учат матросов, мичмана мичманов, а офицеры учатся сами. При этом все несут катастрофическое количество нарядов, вахт и участвую во всяких работах по благоустройству территории, так что на самом деле не учится никто.

Зачем я вам все это рассказываю? Я, таким образом, подбираюсь к гибели «Комсомольца» и подготовке его второго экипажа, которого к технике почти не допускали долгие три года, а потом как допустили, так он сразу же и погиб вместе с уникальным кораблем.

Но сначала я вам расскажу, как я переучивался на подводника. Я же береговой химик, и вот меня назначили на лодку и я начал сдавать зачеты, вперемежку со всякими нарядами, прикомандированием на другие экипажи и выходами в море на подтверждение задач.

Полгода я что-то делал, но учебой это назвать было никак нельзя. Потому что если это называть учебой, то что тогда называть бестолковой беготней, и посыланиями меня «пойди туда, не знаю куда, и возьми там все, не знаю что, лучше в трех экземплярах».

Учиться получалось только в автономках, куда мы ходили регулярно, начиная с 1977 года.
То есть, что-то понимать я начал только лет через пять непрерывного хождения в море.
При этом самые умными оказывались те подводники, которых умом наградила мать природа. Они лучше соображали, лучше действовали в аварийной ситуации. То бишь, получалось, что как подводника не тренируй, а лучше это впитает в себя тот, кто имеет к этому склонность от судьбы. Остальные – только время потеряешь. Я уже не говорю про подготовку матросов. Матросы – это нечто. Я со своими проводил занятие сперва по специальности, а потом мы плавно перешли в занятиям по математике за десятый класс, потом – по физике за восьмой, потом перешли ненароком к химии за седьмой, а потом – опять к математике за пятый, а затем у нас начались занятия по русскому языку за третий.

Помню, как радовались эти два парня из далекой Сибири, когда до них дошло выражение «десять в минус десятой степени». Причем, оно дошло до них не одновременно, и тот, до кого оно дошло на полчаса раньше, сказал другому с превеликим презрением: «Ну, ты и дубина!»

Чуть лучше дело обстояло с мичманами. Среди них были как электро, так и радио гении, но были и совсем не гении, а еще были вовсе не гении, были просто люди, потом были просто тупицы, и еще – очень большие тупицы.

Так что гениев было мало.

То же самое можно было сказать и об офицерах.

Ребята! Я уже обращался к вам с этой просьбой. Обращусь еще раз.

Давайте отбирать в подводники людей, способных к учебе в самых невероятных условиях, когда надо учиться, урывками, без отдыха и сна, на ходу, на бегу, на скаку, и понимая все с полуслова. Есть такие люди, есть, уверяю вас!

И еще хочется рассказать вам о вестовых. В корабельном расписании на подводной лодке не предусмотрены вестовые. То есть, не предусмотрены те, кто работает камбузными рабочими, а так же накрывает и убирает столы в столовой личного состава и в кают-компании. А ведь это работа еще та. Лодка – это почти непрерывное кормление людей по очередям и сменам. Завтрак, обед, ужин, вечерний чай – это четыре раза. А теперь умножьте это все на три смены – как у вас с арифметикой? – получается двенадцать раз.

И это только в автономке, а на коротких выходах в море могут выйти и двойным экипажем (вечно катают кого-то кому надо сдать задачи и подтвердить свою линейность хотя бы формально), и это уже не двенадцать кормлений одновременно в двух помещениях подводной лодки, это двадцать четыре кормления. То есть, не только коки света белого не видят и варят пищу в полусне, но и вестовые ходят, как долбанутые мухи и как-то только они бачки не опрокидывают и не обвариваются через каждые пять минут – это я до сих пор не понимаю.

Помните ли вы, что в самом начале этого пассажа я спрашивал как у вас с арифметикой? Так вот, судя по всему, у нашего начальства и у конструкторов с арифметикой очень неважно. Плохо у них с арифметикой, потому что ни те, ни другие не предусмотрели в корабельном расписании такой важной категории военнослужащих, как вестовые. Нет их!

А раз их нет, но они должны быть, то выделяем их по графику из каждой боевой части.
А что это означает для непосвященных? Это означает только одно: остальные будут нести двухсменку. Вы никогда не несли двухсменку в море, когда автономок по две в году, а это вместе с контрольными выходами что-то около двухсот пятидесяти суток? Это, я вам скажу, большое удовольствие. Примерно через две недели такой житухи, ты уже ходишь по лодке, как автомат. Ощущение такое, будто тебя подушкой по голове ебанули. И все время хочется спать.
А потом, вдруг, перестает хотеться спать, но все равно ходишь, как внутри большого прозрачного шара.

И вот так мы должны вахту нести, очень бдительно причем.