О траве на газонах
А давайте я вам расскажу о траве? О траве на газонах.
Трава – это чудо какое-то.
Все-таки, молодцы англичане – придумали свои английские газоны.
Вообще, всё, что придумали эти островные жители, стоит пристально изучать.
Потому что жители на некоторых островах, Японии той же, расположенных не там, где банан прямо в рот смотрит, способны к раздумьям.
Эти раздумья приводят их в разным чудесам, что выгодно отличает их от жителей необъятных просторов, располагающих к хамству – а чего там думать, если мы еще не все загадили?
Так вот, трава, возвращусь к теме, это ой, как славно!
И вид на траву охраняется законом.
Вот покупаете вы квартиру в доме с видом на гольфовое поле – и это охраняется законом.
То есть, перед вашими окнами всегда будет вид на это поле.
Или вы купили вид на море – у вас всегда будет вид на море.
А если и поставят там впереди здание, то оно не должно заслонить вам вид на море, не говоря уже о поле.
Никто не имеет права намыть впереди остров и поставить там небоскреб. Исключено. И придумали все это англичане.
А все из-за травы. Это вид на нее подвиг англосаксонских законодателей принять такие законы. Там же траву выращивают. И делают они это сотнями лет.
Они знают, что надо ее сперва посадить, а потом поливать и подстригать, не дожидаясь полива от лондонских туманов.
Они сажают правильные сорта травы, а потом рядом с каждым газоном стоит правильный непьяный садовник.
По всему миру теперь будут выращивать траву.
Одна часть человечества будет ее растить, другая – играть в гольф.
Так в этом мире и будут сниматься с богатых излишки.
Богатые не перестанут играть в гольф. Исключено.
Потому что все очарованы видом подстриженной травы.
От вида травы снижается артериальное давление, снимаются стрессы, легче дышится, зорче видится. И потом, трава съедает огромное количество углекислого газа.
Выдумаете, что кислород на этой планете дают, прежде всего, леса, деревья?
Ошибаетесь. Прежде всего, углекислоту перерабатывает в кислород океан – там тоже растет микроскопическая трава – маленькие плавучие водоросли, а потом в стройных рядах борцов с мировым потеплением идет обычная трава – она растет в сто раз быстрее деревьев в джунглях. Вдумайтесь – в сто раз быстрее!
И ей в сто раз больше нужно питательных веществ – а это углекислота.
То есть, выращивая траву, англичане боролись за чистый воздух.
И у них, между деревьями, на газонах, в городах, не просто только холмики бывших собачьих консервов располагаются – у них там ковер травяной – лежи, не хочу!
И о собаках тоже подумали – для них правильные места отвели, где поставили специальные, правильные ящики.
Вы спрашиваете: как можно сделать такой ящик? Отвечаю: его надо сделать с крышкой, но без дна. Открыл крышку и бросил туда собачкину какашку (это я не только собаководам, но и муниципальным служащим говорю), если собачка сходила на травку, не доходя до нужного места.
А дно тому ящику не нужно делать, потому что дождевым червям так легче всё это перерабатывать. Они там же и живут, не разбредаясь по всему газону.
Красота! Идиллия!
И липы от дерьма не сохнут.
И глаз радуется.
И люди мягче, потому что вокруг них – трава.
***
А раз они поставлены законом, то они умны.
Не только сами по себе, потому что сумели договориться с законом, но по должности.
Теперь они умны по должности, и что бы они не говорили теперь, все будут всякий раз ждать от них проявления его – ума.
Или все будут почитать за проявления ума, всё, что они изрекут.
То есть, открывает правитель рот и… вот они, эти самые проявления.
И все слушают, затаив дыхание, и все хотят услышать и то, и это.
И они услышат и то и это, даже если другие услышат там не то и не это.
Разница в настройке слуха.
Слух у людей устроен по-разному – вот ведь беда.
Вы слушали поговорку: «Поговорили – полдела сделали»?
Это раньше была такая поговорка, а теперь в ходу другая – «Поговорили – и делать ничего не надо».
А почему?
А потому что сама речь – это и есть дело.
Это труд – составить речь – большой труд множества людей.
А когда столько людей трудятся, чтобы составить одну только речь, то после подобного напряжения духовных и физических сил, приличным будет расслабление – моральное и физическое. Хорошо бы мотануть на Канары.
Здорово там, на Канарах – солнце, море и никаких тебе мыслей.
Заодно можно проверить дела, ведь на Канарах тоже могут быть дела.
Вот только возвращаться потом не хочется.
Возвращаешься, и с порога опять – грязь, бумажки, люди, аэропорт – позорище, вида ужасного, опять люди, машины, смрад, дым, пробки на дорогах, снег, машины для уборки снега, метлы в три хворостины в руках пьяных дворников, серые лица, поликлиники, старики, пенсии, мусор опять не вывезли, подвалы, провалился дом, сожгли опять, крыши текут, канализация, запах ее же в метро, митинги, свистки, ОМОН, ГАИ – жуть, одним словом.
***
Люди в армии и на флоте, что молодые волки – каждый внимательно присматривается к каждому – не пора ли вцепиться в глотку. Вот такая жизнь.
И я всегда считал, что это нормальная жизнь, потому что это армия, по-другому не бывает. Тут сотни глаз следят за каждым движением начальства – как он, куда он, что он сделал, что он может сделать, на что он способен, умен или глуп и можно ли его обмануть. А может его можно обойти, перехитрить?
Но при всем при этом все ждут от начальства справедливости, заботы, честного выполнения им своих обязанностей, потому что если не честно – то и нам можно.
Можно расслабиться, а то и сбежать через забор или украсть. А если начальство начинает красть, то это всё, конец, приехали – все начинают красть.
Сдержать всё это может только закон, устав.
Есть устав – и волки построятся.
Они же очень умные животные. У них сильна социальная организация.
Как только устав чуть ослабел – волки начинают грызню.
Они все время выясняют кто из них старший.
И на корабле всё время выясняют кто ты, как ты себя ведешь.
Слабых не любит никто. Слабых давят. Давят и смотрят – не сломался еще? Можно еще надавить? На корабле, в море ты не имеешь права быть слабым.
И это относится не только к матросам, а, прежде всего, к офицерам. Самые сильные унижения человеческого достоинства случаются именно среди офицеров. Унижают молодых. Унижают всячески – обрывают, оскорбляют при подчиненных.
И ты должен выстоять.
Ты не должен позволить себя унижать, потому что если позволишь, то потом будет сложно что-то менять. Начальство должно знать, что ты, хоть и лейтенант, но у тебя есть чувство собственного достоинства и ты никому не позволишь тебя унижать.
И твои подчиненные от тебя этого ждут, потому что тогда ты и их защитишь от нападок начальства. Это не сразу. Не сразу, конечно, ты встаешь на защиту своего лица, но вставать надо.
Как-то я, молодой лейтенант, привез на пирс фильтры в ящиках.
Я их еле допер – мы тогда стояли в заводе, в доке – привез уже под вечер, разгрузил, распределил между отсеками, доложил старпому, а тот приказал: отсекам начать загрузку фильтров в лодку.
И тут на пирсе командир БЧ-2, капитан третьего ранга, начинает говорить, что вот я придумал для него работу, что я – лейтенант, что я сам должен взять и загрузить, чтоб мне служба медом не казалось.
Но по корабельному уставу я всё сделал правильно – привез и распределил между отсеками и старпом сказал: загружать – так чего не ясно.
Я это и сказал товарищу капитану третьего ранга.
А он пнул при мне мой фильтр ногой, и тот полетел с пирса в воду.
Вот тут я его и схватил за грудки, и мы, сцепившись, завозились на пирсе.
Разняли нас тогда. Растащили в разные стороны.
А назавтра старпом сказал мне: «Ну, что, химик, всё нормально? – а потом он усмехнулся и добавил, – А ты парень-гвоздь!»
Так я и начал служить.
***
И в славном городе Санкт-Петербурге их очень много.
Конечно, где-то, в Африке, например, или отсталой Азии их, наверное, тоже немало, но те места никто не называет «культурной столицей».
То есть, я хотел сказать, что для культуры их многовато.
С ними борются. Да. Очень. Я видел. Очень. Борются. Да. С ними.
Методом разбрасывания отравленного зерна.
Да. Очень здорово. Да. Пришли, съели и все-все попередохли.
Неужели все?
А вы как думали?
А мы думали, что не все.
Это очень опасно, разбрасывать всюду отравленное зерно.
Почему?
Потому что его найдут не только крысы.
Отлично! Умрут и голуби с воронами – эти разносчики тоже заразы.
Не только голуби и вороны, но и всякие такие маленькие и очень полезные птички – назовем их синичками, так привычнее.
И потом не все крысы с упоением едят отраву. Они же умные.
Едят специально выделенные из сообщества крысы пробовальщицы.
Умерла такая крыса – никто из сообщества не притронется к зерну.
Вот такой у них интеллект.
И еще – есть суперкрысы. Это те крысы, которые съели отраву, рассчитанную на тысячу и… остались живы. А потом они дают потомство и на это потомство та отрава уже не действует.
А вот если кошка съест потом такую суперкрысу, то она умрет. И собака умрет.
А крыска останется и будет процветать, до изготовления новой отравы. Потом все повторяется.
А вот в Европе, частью которой мы частенько себя называем, давно уже решили, что кроме кошки никто не может сдержать поголовье крыс. Так что бродячих котов там не только кормят – им там медицинскую помощь оказывают. Существует в городах Европы служба, которая кормит и врачует бродячих котов.
Кошка – универсальный убийца. Ее придумал сам Господь Бог.
И правильно сделал. Кошка убивает крысу даже тогда, когда сыта. Так что рядом с каждой помойкой в Европе сидит кошка. Ее кормят, но она все равно ждет свою мышку.
Норвежские боевые коты пришли на Русь вместе с викингами. За удивительные способности к убийству грызунов их у нас полюбили все землепашцы.
И назвали «сибирскими котами».
Так что «сибирская кошка» – это и есть норвежская боевая. Она может жить на улице в лютые морозы.
Нужно ей немного еды, воды и… чтоб не запрещали охотиться.
На кого?
На крыс, на мышей, на голубей, на ворон.
Европа когда-то отказывалась от услуг кошки. В средние века ее даже считали исчадием ада и с энтузиазмом сжигали на кострах. Но потом расплодились крысы, а с ними пришла чума.
Чума – страшная штука, уж поверьте мне на слово.
И никуда она не делась – жива и в любую минуту готова к действию.
И от нее во дворце не спрячешься, потому как, когда бубон лопается, то его маленькие семечки летают по воздуху и проходят в любую щель.
Вот когда она выкосила большую часть населения Европы, оставшаяся часть прозрела и вернула котов.
Те отрегулировали численность грызунов – и чума отступила.
Кошки с тех пор несут свою службу и во дворцах королевы Великобритании и во всех музеях, и так – по всем городам.
Конечно, нам, культурной столице, чума, как мне кажется, не угрожает.
И все-таки.
Я бы по всех питерских дворах лелеял кошек.
Так, на всякий случай.
***
Скоро можно будет уехать куда-нибудь к зарубежному морю и ходить там, до того как солнце встанет, по побережью, утопая в песке. Тут всё такое же, как в моем детстве – море и песок. А чем дольше ходишь, тем всё больше кажется, что так можно идти целый день – то забредая в волну, то выбираясь из нее.
Людей попадается мало, а различных морских обитателей, что выбросило за ночь на берег, много. Тут и маленькие скаты, что опрометчиво подобрались очень близко к берегу, и толстые морские черви.
Всех назад в воду. Придут в себя – их счастье.
А здорово, когда они оживают. Черви зашевелились и уползли, а скат полежит-полежит вверх брюшком, а потом задышит, перевернется и, взметнув песок, уйдет в глубину. А ты стоишь, смотришь на воду и тебе хорошо от того, что ты только что их спас.
Чуть солнце встает повыше и на берегу людей становится больше. Очень много старушек и стариков, которые очень быстро ходят.
Англичане. Чаще всего это англичане. Где б они не были – утром на пляж, на ходьбу. Упорная нация. Старушки ходят, как заведенные. Будто сзади у них по моторчику. А лица у всех сосредоточенные, отрешенные. Старики не такие упорные, и они не прочь поглазеть по сторонам. Но один старик меня поразил. Он ходил на двух костылях. Он каждый день появлялся в одно и то же время и упорно ковылял по песку часа два.
Мы здоровались. Он всякий раз расцветал – улыбка на все лицо.
Тут принято улыбаться. Улыбнулся – и человек улыбается тебе в ответ. В России такого нет. Там все хмурые. А тут – на костылях и улыбается.
Две недели пролетают незаметно. Море, море, море – так бы на него и смотрел.
В последний день я пошел на берег попрощаться с тем стариком на костылях. Нашел я его быстро. Я сказал ему на прощанье: «Вы очень сильный человек!» – и он мне ответил: «Я надеюсь!»
***
Что я могу сказать – здорово! Кажется, с этим лозунгом недавно народ прошелся в Москве по Тверской – отлично! И никто их не разгонял – великолепно!
Или еще лозунг «Во всем виноваты евреи!»
Ребята, ну если у вас гниет, то какие претензии к мухам?
Россия для русских.
А Финляндия для финнов. Швеция для шведов.
Кстати, и финны и шведы поняли не так давно, что нацию надо бы разбавлять и привезли к себе арабов и африканцев.
Африканцы, между прочим, для такого разбавления подходят лучше всего. Кровь сильная. И их же много. Не хватает народа – берите. Он к вам сам на плотах приедет.
И потом они же полностью ассимилируют, а это очень важно для разбавления.
Если люди живут у тебя диаспорами – это неплохо, конечно, но вдруг им захочется потом отделиться – а вот если они полностью ассимилируются – это просто отлично.
Вот предки Пушкина разбавились так, что уже сам Александр Сергеич за Россию любому глотку бы порвал. Он любил говорить: «Я столбовой русский дворянин!» и «Россию при мне никто не имеет права ругать. Я могу. Остальным – запрещено!»
Да, вот еще что. Хотелось бы выяснить: «русский» с какого времени?
С 862 года от рождества Христова или попозже?
И потом, русские же всегда смешивались – монголы, хазары, булгары, турки, татары, поляки, половцы, и пошло поехало. Не говоря уже об украинцах и белорусах.
Русские потому и русские, что в них много чего намешано, и чтоб всякий раз не говорить про то сколько же там намешано и выбрали такое прозвище.
«Русские» - это же наше общее прозвище. Это прозвище народа, в котором смешана кровь очень и очень многих народов.
Так что если мы боремся за чистоту крови, то я, например, не могу сказать с какого периода эта чистота должна победить настолько, чтоб осталось только очистить наши мысли.
И возлюбить.
Русские же никак не могут возлюбить своих, русских.
Это просто невозможно. Никак не получается.
А если вы думаете, что получается, то посмотрите в окно – за окном не получается, там помойка одна.
Вот, выходцы с Кавказа, например, тут же, с одного взгляда на человека, скажут, что перед ними грузин или армянин. А татарам это сделать уже сложнее. И русский не всегда скажет, что перед ним татарин.
Как же отличать?
Нужен свод правил. Нужны правила поведения. А тут – из деревни в деревню даже костюмы крестьян разняться.
Вот у казаков уже есть правила поведения. Но о чистоте крови я бы в их случае никогда не заикался – там столько всего. Пограничные жители таскали к себе кого угодно.
То есть, в этом случае, смешение с другими народами совершенно не мешало казакам чувствовать себя истинно русскими людьми. Наоборот, от такого смешения вырастало очень здоровое поколение.
Поэтому, ребята, лучше культуры еще ничего не изобрели.
А культура – это всё.
Культура и есть – правила поведения.