Я должен выступить на Лейпцигской книжной ярмарке. Организаторы ярмарки попросили текст выступления написать и предоставить им заранее, чтоб с ним ознакомился переводчик. Я сел и написал текст. Вот он:

«В 862 году от рождества Христова мой родственник по отцовской линии Урм Медноголовый вместе с Эриком Ужасным (позже, Рюриком Прекрасным) навестил Ладогу, где и остался наводить порядок среди славянских племен. Позже в местечке, под названием Киев, он основал перевалочную базу для ежегодных походов на Царьград (Константинополь). Родной внук Урма Медноголового Торни Железнорукий князем Владимиром, поспешно принявшим христианство, был подарен Византийскому владыке в качестве личного телохранителя. Его потомки возвратились на Русь только перед Куликовской битвой, в которой они незамедлительно приняли участие. Далее следы их теряются, но доподлинно известно, что одним из моих родственников по линии отца был Петр Андреевич Вяземский – поэт и гражданин.

О родственниках со стороны моей матери известно только то, что Осман-паша в битве при Плевне в 1877 году потерял весь свой обоз, в котором в походном гареме у него томилась армянская красавица Зейнаб. Красавица немедленно влюбилась в русского поручика Трифонова, ворвавшегося к ней в шатер, и плодом этой любви стала девочка по имени Аглая. Позже мать и дитя оказались в Шемахе, откуда и ведет начало славный род Бабахановых, к коему и принадлежит моя мать, названная Тамарой, в честь царицы, приютившей одного моего пращура, славившегося умением слагать вирши по любому поводу. Некоторые отголоски его усилий на ниве полночных песнопений отозвались в другом моем родственнике по линии матери – великом армянском поэте и писателе Шерванзаде.

Так что, имея среди своих родичей воинов и поэтов, я не мог получить от Проведения иной судьбы. Двадцать лет я провел в военно-морском флоте, из которых десять – на подводных лодках. В 1983 году во мне проснулась муза, которая с тех пор не смыкает глаз.

Мной написаны четырнадцать книг, из которых ни одна не переведена, ни на один европейский язык. Справедливости ради, следует отметить, что они так же не переведены на китайский, арабский, японский, хинди и суахили.

Причина – я пишу на русском военно-морском сленге, полном разных идиоматических выражений. Придумал я их, в общем-то, сам, так что и пенять не к кому.

Это всё, что я хотел сказать, представляя свои книги на Лейпцигской книжной ярмарке».

Лейпциг.

Мы прилетели во Франкфурт-на-Майне и от него поедем в Лейпциг на автобусе. Четыре с половиной часа. Напряжение для седалищного нерва, но придется выдержать ради книжных дел.

В Лейпциге ярмарка, вот меня и пригласили, вкупе с другими писателями – Андреем Константиновым, который написал «Бандитский Петербург», Марией Семеновой, которая написала «Волкодав», и еще Павлом Крусановым, который, не помню что, написал.

Приглашен еще и Александр Невзоров – тоже ставший писателем. Он создал «Лошадиную энциклопедию» – тяжеленный труд килограмма на три (мелованная бумага, фотографии, фотографии, фотографии – Невзоров на коне, Невзоров с конем, потом где-то под конем, рядом с конем и вместо коня). Злые языки говорят, что после этой книги появилась поговорка: «Если б я имел коня – вот это был бы номер, а если б конь имел меня, то я б, наверное, помер!»

Врут, конечно, я ее слышал давным-давно.

По дороге в Лейпциг поля, поля, фермы, поля.

Погода – серый день морозный, а по обочинам сидят хищные птицы.

Я нигде не видел такого количества хищных птиц – филин, копчик, ястреб-тетеревятник, скопа, коршун. Коршунов больше всего. Полным-полно. Просто страна коршунов.

А еще тут косули прямо на полях, лисицы, зайцы. Видел двух зайцев размером с небольшую собаку.

И везде все ухожено. Все обработано.

В Лейпциг въехали только через шесть часов – на дорогах пробки, тащились за грузовиками. Германия – страна грузовиком – здоровенные фуры.

При въезде в город почудилось, что я в предместьях Питера – те же дома «кораблики», облупившиеся стены, граффити везде.

Запустение, брошенные дома, какие-то фабрики, стекол нет.

Социализм еще не пройден. Такое впечатление, что люди покинули город – встали и ушли. Грустно. Но в центре города – уже красивые дома, бесшумные трамваи. И как им это удается – бесшумные трамваи?

А еще у них все разрыто и вокруг грязь. Но это не наша грязь. По ней пройдешься и штаны чистые, а по нашей грязи – через два шага все замызгано, надо брюки стирать.

И почему это так? И солью никто не посыпает дороги – просто удивительно.

Ярмарка отнесена в конец города. До нее на трамвае минут сорок. Народу – тьма, вот они где все, лейпцигцы. В субботу вообще не пробиться. Детишки лет по восемнадцать являются в карнавальных костюмах. У них, если в костюме, то проход бесплатный.

Все-таки, семь с половиной евро.

Ярмарка – стеклянные купола с трубами-переходами внутри.

У нас два стенда: питерский и московский. Стоят рядом. Наши немедленно посмотрели чей лучше, потом пришли и со вздохом: «Наш-то, лучше!»

Ну и слава тебе, Господи, всё нам радость-то!

Мы выступали перед публикой. Каждый в свой день. Мой день последний.

А до этого – круглый стол питерских писателей. Тема: «Писатель – это как что? Как пророк или как мастер?»

Я сказал, что писатель – это как болезнь, чем привлек к себе внимание.

Меня переспросили, попросили уточнить. Я уточнил: нормальные не пишут.

Пишут всякие ненормальные, например, я, после чего я пригласил всех послушать меня на следующий день.

На следующий день народу пришло много. Всем хотелось услышать от меня еще чего-нибудь. О ненормальных. И я не обманул ожидания. Битый час я говорил о море, о подводниках, о своих книгах, о своих предках, опять о подводниках и о том, что я – ветеран холодной войны.

Потом показал им отрывки из фильма «72 метра».

Потом со стенда украли половину моих книг.

А-а-а… пущай тащат.

Тащат-то бывшие советские граждане. Они теперь живут в Германии на социале – это за квартиру за тебя платят и дают пособие, но тебе много чего нельзя – почти все нельзя. Например, нельзя зарабатывать (потому что ты на пособии). Но тебя могут привлечь на работы – за одно евро в час. Но денег ты не получишь, потому что ты на пособии. Вот такие дела. Клетка – но просторная. И полное забвение.

А вечером были походы в немецкие рестораны за сосисками и пивом. Немцы вечерами сидят в настоящих немецких ресторанах – там большой стол с лавками с обеих сторон.

Подают пивом (такое и сякое) и запеченную свиную рульку – это та часть ноги, что рядом с копытом.

Поедая рульку, я понял, что от свиньи оставляли благородные германские бароны простым неблагородным местным крестьянам.

Поговорили о судьбах России. Как всегда, в судьбах ее много выяснилось неясного.

Потом были песни – сначала все больше про «Мурку», а потом уже и песни военных лет пошли. Я сидел и думал, что то, что поют про «Мурку», скорее всего, говорит о том, что воровское побеждает, в конце-концов, сыскное, потому что про нее поют все бывшие сыскари.

А военные песни – это наше вчера, сегодня и наше завтра. Их хорошо слушают все. Даже немцы.

Через пять дней мы уже улетели в Питер.

Улетали мы с тем чувством, что мы, все-таки, молодцы.