Ко Дню подводника
Подводники всегда считались особенными людьми. Есть даже такая легенда, что когда Николаю II сообщили, что только что рожденные им подводники просят очень высокое себе жалование, он ответил: "Дайте сколько просят. Эти либо сгорят, либо утонут".
Да, смерть всегда рядом с подводниками, и прав был царь - тонули, подрывались на минах, проваливались на глубину, горели заживо.
Но флот все равно был. Это какое-то торжество жизни, что ли - как не дави, а они все равно выдерживают.
Подводные лодки - сложный организм. Это даже не механизм, а именно организм - настолько она кажется живой. И каждое утро при встрече хлопаешь ее по рубке, как близкое тебе существо: "Здравствуй, железо!" - и чувствуешь, что железо-то теплое. Даже на морозе и на ветру.
А когда уже ничего не помогает, начинаешь молиться, хотя не знаешь ни одного слова, ни одной молитвы, но все равно говоришь: "Господи, только пронеси, и я изменюсь, я стану лучше, вот увидишь!" - и часто после этого все получается, успокаиваешься и все у тебя получается - просто чудеса какие-то.
И, конечно же, взаимовыручка. У нас друг за друга пойдут в огонь, в воду, и офицер всегда пойдет спасать матроса, потому что матросы для офицера, что дети - живем рядом и нужно заботиться, осматривать, расспрашивать: что ел, как спал. И так каждый день: только забота, только воспитание, только личным примером и тренировки, тренировки до умопомрачения, до автоматизма.
Автоматизм помогает выжить. Он не дает возникнуть панике.
Паника - самая страшная штука на корабле. Люди перестают быть людьми, бегут, опрокидывают, давят друг друга. Панику надо остановить. Хоть ценой собственной жизни. Лом в руки - и с ломом на бегущих. Хлещешь по спинам, а они не чувствуют боли. Это страшно, но другого выхода нет.
Прекратил панику - все очнулись, ни одного синяка.
В отсеке всегда есть человек, который прекращает панику. Часто она даже не успевает возникнуть, потому что он - тот человек - всегда находится. Он знает что делать, он отдает команды, он - старший в отсеке, и все ему подчинены. И он спасает людей и корабль.
Всегда есть тот, кто спасает и людей, и корабль.
Как это было на К-8, на "Комсомольце", на "Курске", на многих других кораблях.
Как это было недавно на "Нерпе". Командир корабля капитан 1-го ранга Лаврентьев и механик из сдаточной команды спасли людей. Как только отрава пошла в отсеки немедленно была дана команды на всплытие, и механик из сдаточной команды успел всплыть. Потом он потерял сознание, но сначала он успел продуть балласт и всплыть.
И сейчас же включили вентилирование отсеков в атмосферу: действие, запрещенное на тот момент РБЖ (Руководство по борьбе за живучесть).
Они еще не знали, что случилось, действовали инстинктивно.
И инстинкт не подвел: спасли людей и корабль.
Правда, не всех. Море взяло двадцать бесценных жизней.
Море всегда берет свою долю.
Лаврентьева и матроса Гробова потом отдадут под суд, и никого не будут интересовать истинные убийцы людей - те, кто вместо фреона закачал в систему отраву. Потом и Лаврентьева, и Гробова оправдает суд присяжных, но дамоклов меч над ними все равно повиснет. Верховный суд может отменить приговор, и все начнется с самого начала.
Вот такая у подводника жизнь - он сражается за людей и корабль, но всегда найдутся те, кто решит, что он не так сражался, как должен был.
Сейчас хотят снять с должности капитана 1-го ранга Кораблева, командира 31-й дивизии АПЛ Северного флота. Он в обстановке совершеннейшего разлада с межпоходовыми ремонтами сумел организовать непрерывное несение кораблями боевой службы, и он же возглавил тушение горящую в доке лодку "Екатеринбург". И теперь его снимают с должности, потому что всегда есть те, кто делает дело, и те, кто только и делает, что проверяют, так ли ты сделал свое дело. Это их главная обязанность - проверять, следить, карать.
И еще есть приказ об увольнении в запас капитана 1-го ранга Кирика.
Он встал на защиту интересов государства, и это же государство его теперь гонит со службы.
Подводники, сколько же раз государство, которое вы защищаете, гнало вас со службы, и как при этом не вспомнить, например, судьбу Маринеско?
А сколько еще их было - никому неизвестных, которые просто честно исполняли свой долг, и которых государство бросило на произвол судьбы?
Их было много, но как я сказал однажды: "Мы это делали ради себя. Мы должны были уважать себя, потому и делали свое дело. А уж что потом, то история покажет. Только одно точно: дело наше того стоило".