Мы создали этот сайт для того, чтобы у читателей книжки "Расстрелять" появилась возможность обратиться к писателю, обменяться мнениями, узнать о новых книгах....Книгу "Расстрелять..." я начал писать с 1983 года. Писал для себя. Веселил себя на вахтах. В 1989 году мои рассказы попали в издательство "Советский писатель". В 1993 году вышел "Мерлезонский балет". Через год в издательстве "Инапресс" вышла книга "Расстрелять". Сначала ее никто не покупал. Я сильно переживал. Заходил в Дом книги на Невском и спрашивал: "Как дела?". Через неделю мне сказали, что пришел какой-то сумасшедший и купил целую пачку :)). С тех пор было выпущено до двадцати тиражей (суммарный тираж сто тысяч). Книга продана в основном в Питере. Переиздается до сих пор. Присылайте, пожалуйста, свои отзывы и свои истории...

Подводники – народ не брезгливый (Иджран Рустамзаде)

Подводники – народ, в общем-то, не брезгливый. Брезгливому нечего делать на флоте, а на подводной лодке тем более. Брезгливый может умереть просто от брезгливости своей. Потому что его все время будет тошнить от жизни подводницкой. Но иногда попадаются уникумы. Был у нас один такой, акустик, старший лейтенант Григорьев. Он переборочные люки открывал, берясь за ручку только через полотенце, то есть голыми руками ни к чему не прикасался. Либо в перчатках, либо через полотенце. И долго- долго потом отмывал руки. В заднем кармане его брюк всегда торчала мыльница с мылом.

Как дойдет до ближайшего водоема, так давай с остервенением руки отмывать, чуть до костей их не смывал. Больной был, в общем, на голову. И за это его чистоплюйство недолюбливали его в экипаже, но терпели как-то, мало ли на свете придурков. А Колю, штурманенка нашего, поведение акустика просто бесило, никак он этого понять не мог.

Пост акустиков был напротив штурманской рубки, и как только Коля увидит, как Григорьев спиртом наушники протирает, прежде чем их надеть, так его начинало бесить, что выноси святых, и он всячески старался гадить ему, отравлять и без того не сладкую жизнь старлея.

Сидим как-то в кают-компании, пищу принимаем. На столе – икра, языки и прочие деликатесы, что Родина отпустила нам из своих закромов, компенсируя трудности нашей жизни.

– Вы знаете, мужики, откуда эти языки, вообще? – Коля спрашивает и сам отвечает, – Не знаете? А я знаю. Это коровьи языки! – открывает Америку Коля, – Но иногда попадаются бычьи языки. Вот этот, например, бычий. Вот смотрите, он шершавый, а шершавый он из-за того, что бычары эти любят коровам жопы лизать, и чем шершавей, тем корове приятней.

Акустик враз выплеснул содержимое рта, заметался в поисках носового платка. Но Колю это не останавливает:

– А иногда, когда языков для флота не хватает, в банки закатывают коровьи клитора.

Акустика сдувает из-за стола, и – о, Боже! – не успел, не донес.

Через некоторое время, продезинфицировав себя с ног до головы, Григорьев обиженно снова садится за стол. Пожрать же перед вахтой надо. Как бы не так, Коля еще не достиг своей цели:

– А икра, мужики, знаете из чего делается? Да, именно делается, потому что настоящей икры на вас оглоедов вряд ли хватило бы.

Акустик начинает понимать, что кулинарная лекция посвящена ему, встает и бежит жаловаться заму. Приходит зам. Садится на свое место, намазывает жирный бутерброд с икрой и маслом, спрашивает:

– Николай Иванович, ну, из чего же делается икра, просветите нас, пожалуйста?
– Икра, Сергей Иванович, делается из рыбьих глаз, – тут же находит, что ответить Коля.
– Черная, например, делается из глаз кильки.
– А красная? – зам заранее уверен, что Коля не найдет ответа.
– А красная, Сергей Иванович – из глаз оболдевшего карася, который только что вам на меня настучал.

Теперь аппетит безнадежно испорчен у Сергея Ивановича.